Гарри Поттер и Орден Феникса

   В сотый раз за лето Гарри приказал себе не думать об этом. С него достаточно было ночных кошмаров, в которых он снова и снова оказывался на кладбище, поэтому хорошо было бы не вспоминать об этом в часы бодрствования.

   Свернув в Магнолиевый проезд, он прошел мимо узкой аллеи со стороны гаражей, где впервые увидел своего крестного. Один только Сириус, похоже, и понимал, как худо сейчас было Гарри. Признаться, его письма не изобиловали новостями, как и письма Рона с Гермионой, но они хотя бы содержали слова предостережения и поддержки, а не одни загадочные намеки типа: «Я знаю, каково тебе сейчас… Не падай духом, и все будет в порядке… Будь начеку и не нарывайся…»

   Гарри перешел на другую сторону Магнолиевого проезда и свернул на Магнолиевое шоссе. Что же, размышлял он, направляясь в сторону темнеющего парка, пока что он действует так, как советует Сириус. Пока ему удавалось справляться с искушением привязать сундук к метле и, не дожидаясь приглашения, умчаться в Логово. Вообще Гарри думал, что его поведение все это время было выше всяческих похвал, если принять во внимание отчаяние и гнев, которые он испытывал из-за того, что так надолго застрял в Вечнозеленом Тупике и вынужден был прятаться среди клумб в надежде услышать хоть что-то, что указывало бы на действия Лорда Волдеморта. И все же крайне неприятно было получать назидания от человека, который, проведя двенадцать лет в тюрьме для магов Азкабане, бежал, пытался довершить убийство, за которое был ранее осужден, и в конце концов скрылся на похищенном гиппогриффе.

   Гарри перепрыгнул через запертую калитку и пошел по иссохшей траве. В парке было так же пусто, как и на прилежащих улицах. Добравшись до качелей, Гарри уселся на единственные, которые Дадли и его приятели еще не успели сломать, накрутил на руку цепь и угрюмо уставился в землю. Укрытие на клумбе было теперь рассекречено. Завтра придется придумать новый способ, как слушать новости. А пока что его ждала еще одна мучительная, тревожная ночь – даже если его не посещали ночные кошмары про гибель Седрика, ему снились длинные темные коридоры, в конце каждого из которых оказывались либо тупик, либо запертая дверь. Просыпаясь, Гарри не мог отделаться от ощущения, что причиной его ночных кошмаров было непроходящее чувство загнанности в угол. Он часто испытывал неприятное покалывание в области старого шрама, однако не льстил себя надеждой, что это может по-прежнему интересовать Рона, Гермиону или Сириуса. Раньше такая боль служила предупреждением о том, что Волдеморт набирается сил, но теперь, когда Темный Лорд возвратился, они, скорее всего, напомнят ему, что именно этого ему теперь и следует ожидать… и нечего беспокоиться понапрасну… эка невидаль…

   Несправедливость всего этого захлестнула его такой мощной волной, что захотелось кричать от злости. Ведь только благодаря ему все узнали о возрождении Волдеморта. И вот награда: затворничество в Литтл Уинджинге на протяжении четырех недель в полной изоляции от мира магии и вынужденные засады среди доживающих последние дни бегоний – и все ради того, чтобы послушать про попугайчиков-воднолыжников! Как мог Дамблдор так легко забыть о его существовании? Почему Рон с Гермионой сейчас вместе, а его пригласить не удосужились? Сколько еще терпеть наставления Сириуса о том, чтобы он был хорошим мальчиком и не высовывался? Как долго придется подавлять в себе желание написать этим недоумкам из «Ежедневного прорицателя», чтобы ткнуть их носом в очевидный факт возрождения Волдеморта? Все эти бунтарские мысли роились в голове у Гарри, заставляя его сердце болезненно сжиматься. Между тем над парком сгущалась душная бархатная ночь, и воздух наполнялся запахом сухой травы. Тишину нарушал только отдаленный рокот проезжавших за оградой парка автомобилей.

   Гарри и сам не знал, сколько времени просидел на качелях – его размышления были прерваны звуком голосов, и он поднял голову. Тусклого света уличных фонарей хватило, чтобы различить идущую по парку компанию. Один из них горланил непристойные куплеты, а остальные ржали, как жеребцы. Тихое стрекотание доносилось от колес дорогих гоночных велосипедов, которые они везли рядом с собой.

   Гарри их узнал. Тот, кто шел впереди, несомненно, был его кузен Дадли Дэрсли, возвращавшийся домой в компании своей верной шайки головорезов.