Гарпия. Одержимая местью (СИ)

— А ты сама не знаешь? — он обнажил верхний ряд кривых зубов, как это делают волки, пугая противника. Хорошо, хоть не рычал. — Ты раздраконила гарпию и этим всё сказано!

Он посмотрел сквозь меня, дьявольски насмехаясь, и я проследила за его взглядом — он смотрел в окно. К подоконнику уже припали старухи, и их головы появлялись одна над другой.

— Я вас не понимаю.

— Может гарпии гнездо здесь свить надумали, а может на этом участке залежи нефти! — расхохотался он и набросился на меня, двигаясь как воскресшая мумия.

— Не говорите глупости! — я оттолкнула его назад.

— Это правда! Гарпии не дремлют — они всё спланировали. Не зря же бабу Каллисту придушили и тебя убрать хотели. Гарпии и слюнявый таракан, скорее всего, за одно, так что поберегись! Уезжай отсюда и докторишку забирай с собой.

— Вам что-то известно? Расскажите! — попросила я негромко. — Кого я раздраконила? Чем? Кто задушил Каллисту Зиновьевну?

— Ага, так я и сказал! С гарпиями шутить опасно. Собирай чемоданы и проваливай отсюда!

С такими словами  Вислюков Ян прошел мимо меня и направился к старушкам-сплетницам. Я уже представляла себе, что они начнут говорить обо мне, как исковеркают услышанное, но идти вслед за пьяным невменяемым больным человеком я и не подумала. Разве хоть один здравомыслящий воспримет всерьёз его слова? Какие еще гарпии? Но, тем не менее, почему он сказал «гарпии»? Кому мешаю я? Неужели под гарпиями он имел в виду Намистиных? Нет, он сказал: «гарпии и слюнявый таракан», значит, если слюнявый таракан — это Семён Намистин, то гарпии — это — и тут меня осенило — остальные члены «великолепной четверки»: Вероника, вспыльчивая красавица Фаина и скромница-блондинка Эмма.

Bouche bais'ee ne perd pas sa fra^icheur.

От поцелуев уста не блекнут.

Тогда я обезумела от подозрений. Вопросы так и навязывались, и отделаться от них мне удалось лишь в не полной мере, погладив пушистого кота Лилии. Он жадно грыз куриную лапку, как и два лохматых пса по разные стороны забора, а потом еще долго терся о мои ноги, выпрашивая добавки. С котом на руках меня застал Хосе Игнасио.

Вислюков Ян всё еще находился в доме, а старушки потихоньку расходились. Мы стояли на крыльце; я гладила пушистого кота; Хосе Игнасио рассказывал о допросе — Капитан Каратов и с ним беседовал около двух часов.

— Меня задержала Миа, — сказал он позже с виноватым видом, — у нее сломалась розетка, и она попросила меня починить. Я снова был у неё дома. Пользуясь случаем, проверил электронную почту в надежде хоть на один утвердительный ответ по моим письмам — ничего. Эта глушь действует мне на нервы. За всё время ко мне на приём приходили от силы человек двадцать, и то чаще дети с простудными заболеваниями. Я здесь умру от скуки, — жаловался он.

— Неужели тебе скучно и сегодня? — спросила я. — У меня голова пухнет от догадок. Я успокоиться не могу.  Меня так и распирает желание узнать, кто за всем этим стоит.

— Мне тоже интересно, но я не хочу гадать и уподобиться местным сплетницам.

— Это так по-мужски!

Пару мгновений мы молча смотрели друг на друга. В этом молчании была симпатия, робость и неуверенность, но это молчание действовало на меня как бальзам на раны.

— Зайдем? — предложила я и выпустила пригревшегося кота.

Мне показалось, что Хосе Игнасио хотел что-то сказать, но он так и не решился. Мы вошли в дом.

Старушки переглянулись и не произнесли ни слова. Ян Вислюков стоял к нам спиной и неразборчиво говорил сам с собой, слегка наклонившись над столом. Что он там делал, невозможно было угадать, не подойдя к столу. Любопытство потянуло меня в противоположный конец комнаты. Ян держал двумя забинтованными руками свечу и неуклюже писал каплями расплавленного воска зашифрованное послание на металлическом подносе. Что за тараканы жили в его голове, если он не мог прямо рассказать о том, что ему известно, вместо того чтобы водить окружающих за нос.

Определенно он написал три слова. Трудно было распознать все буквы с первого раза, но я прочитала. Каплями воска было написано «Дочь пророка и Зелье».

— У гарпий разные перья, но белая гарпия это тоже гарпия, а не ангел, — тихо произнёс Ян.

— У него белая горячка, — зашептали старухи. — Совсем ополоумел.

Из коридора донесся звук шагов. Я оглянулась. В дверном проёме остановились Семён и Вероника Намистины. Она презрительно окинула всю комнату надменным взглядом и заметно свела брови, глядя прямо мне в глаза. Так уж получилось, что по обе стороны меня окружали её бывшие любовники. Она не удостоила вниманием Яна, а от Хосе Игнасио не могла оторвать глаз. До чего смешно она выглядела: элегантная (в черных перчатках по локоть, пальто персонального кроя), серьезная, с двумя гвоздиками и с отвисшей челюстью. Семён вывел её из состояния ступора и подвел к гробу. Она бросила гвоздики, не опуская глаз.

— Рано или поздно каждый получит по заслугам, — Ян нарушил тишину и, обойдя гроб с другой стороны, покинул комнату.