Гарпия. Одержимая местью (СИ)

 — Кто-то проявил искусное мастерство! — продолжила она. — Не думаю, что Семён способен на такое. Да, он стрелял в Хосе Игнасио, но это было необдуманно, сгоряча, на пьяную голову. Семён не убийца. А вот Хосе Игнасио мог и отомстить — говорят, у него по мужской части ничего не получается, и без шприца яд в бутылку и в конфеты не ввели бы. Запутанное дельце, Даша, что тут скажешь. К вам сегодня наведается капитан Каратов, покажите ему записку, пакет, и всё расскажите, а меня отстранили от расследования. Всё из-за той шахматной фигурки.

Можете считать меня наивной, но Фаина разжалобила меня своим обиженным видом, и я временно исключила и её из своего списка подозреваемых. Мы попрощались, и я вошла, наконец, в поликлинику. Миа плакала, раскачиваясь на стуле, а когда увидела меня, вытерла слёзы, и её лицо приобрело недовольный, но не расстроенный вид. Я первая с ней заговорила: поздоровалась и спросила, почему она плачет.

— Фаина с самого утра прилетела с криками и обвинениями, — ответила Миа, продолжив раскачиваться на стуле, — сначала оторвалась на Хосе Игнасио, заявив, что это он придушил Каллисту Зиновьевну, как случайного свидетеля. Якобы он сидел у себя в кабинете и готовил отравленный сюрприз, которым намеревался отравить Намистиных, а старушка ему помешала. Потом на меня наехала. Фаине детективы писать надо! Вот бы её герои там натворили дел, что и черт бы не разобрал! Ненормальная! Хосе Игнасио сам не свой на работу сегодня пришел. Лица на нем нет — переживает. Он даже спорить с Фаиной не стал — с ней спорить бесполезно. Она бесится, что её отстранили от расследования, — оказывается, на шахматной фигуре нашли отпечатки Каллисты Зиновьевны, Семёна и Фаины. Так что этим убийством займется какой-то другой следователь из городского отделения, и хорошо, потому что Фаина неадекватная — она обвиняет, основываясь на предположения. Если так рассуждать, как она, то Лилию, например, мог отравить любой, потому что шприц и те компоненты, которые использовались для получения яда, продаются в любой аптеке, но это же не значит, что нужно на каждого набрасываться с обвинениями.

— И в вашем аптечном киоске тоже? — спросила я.

— Да, и у нас тоже, — прозвучало в ответ спокойным голосом.

— И вы, Миа, кого-то подозреваете?

— Нет, на моей памяти нет такого случая, чтобы кто-то одной покупкой брал все те компоненты, о которых говорила Фаина. У нас посёлок маленький, очередей за лекарствами, как в городе, нет.

Я набралась смелости и уподобилась Фаине:

— А вы сами могли бы приготовить такой яд? Доступ к лекарствам у вас есть и, судя по истории с кремом от синяков для Джеймса, то у вас и бутылка коньяка имелась?

Миа вспыхнула как новогодняя елка:

— Я ничего такого не делала! — закричала она. — Что за день сегодня такой?! Не делайте из меня крайнюю, я же вас не обвиняю, хотя это вокруг вас, Дарья Леонардовна, творится что-то загадочное: пили вдвоём, а в больницу попала только Лилия, — может это вы кого-то отравить вздумали, а на Лилии эксперимент провели? А Каллиста Зиновьевна вам не мешала случайно? Может вы дом её прибрать к рукам захотели? Как видите, я тоже обвинять могу! А бутылка коньяка, которую мне Джеймс передал, вон она, — и Миа приподнялась, чтобы достать из шкафчика откупоренную бутылку, — мы с Хосе Игнасио вчера тоже кофе с коньяком пили.

Её руки были без единой царапины. Что же, — подумала я, — зря еще сильнее девчонку расстроила:

— Не сердитесь на меня, Миа, я тоже волнуюсь. Вы правильно подметили, что вокруг меня творится что-то загадочное, и я хочу разобраться, что происходит. Не принимайте близко к сердцу мои расспросы — я не хотела вас обидеть.

Миа в свою очередь тоже извинилась, и я не стала надоедать ей и дальше — пошла к Хосе Игнасио.

В его кабинете играло радио; я постучалась, вошла — он курил, распахнув настежь окно. На него жалко было смотреть. Как я могла заподозрить и его?

— Я знаю, что у вас тут произошло, — начала я, — я разговаривала и с Фаиной, и с Миа. Я на пару минут, можно?

— Проходи, конечно, — он затушил окурок и папкой с бумагами разогнал дым; закрыл окно. — Как же я жалею, что согласился проходить практику в этом захолустье. Вчера проверил электронную почту — на все мои письма с резюме ответили отказом. Связь здесь отвратительная, мобильный Интернет заторможенный, еще и это убийство и отравленный коньяк. Боюсь, что это только начало. Нужно уезжать отсюда, Даша!

Я взяла его за руку. Какие у него красивые пальцы, форма ладони! Ни царапин, никаких других повреждений — гладкая нежная кожа. Он обнял меня, и я не сопротивлялась — я и думать не хотела, что Хосе Игнасио способен на убийство. Мы молча смотрели друг другу в глаза, и словно наши души говорили вместо нас. Потом я спросила вслух:

— Тебе что-нибудь известно о состоянии Лилии? Интересно, как она? Я хочу её проведать.

— Её организм справился. Здоровью ничто не угрожает. Думаю, на днях её выпишут.

— Скорее бы прошли эти  дни. Меня еще волнуют похороны Каллисты Зиновьевны — не знаю, что мне делать: у неё есть сын и внуки; знают ли они о случившемся?