Гаргантюа и Пантагрюэль

На рубашку его пошло 900 аршин лучшего французского полотна, и еще 200 — на квадратные лоскуточки, которые подшили под мышками. Для куртки взяли 813 аршин белого атласа, а для штанов 1105 аршин белой шерстяной материи. Штаны были сшиты в форме колонн с полосами и зубцами сзади, и заметьте, что у мальчишки были очень красивые ноги и как раз такой длины, какая полагалась для его роста.

На его башмаки пошло 406 аршин ярко-голубого бархата. На подошвы едва хватило тысячи коровьих шкур. Носки на башмаках сделали заостренные.

На камзол пошло 1800 аршин синего бархата, очень яркого, вышитого по краям золотыми листочками, а на кушак — 300 с половиной аршин шелковой саржи, наполовину белой, наполовину голубой. Кошелёк его был сделан из слоновой кости, а шляпа — из бархата, причем над шляпой развевался великолепный султан, сделанный из пера гигантской водяной птицы.

Для того чтобы сшить Гаргантюа перчатки, спустили кожу с 16 домовых. Из этого матерьяла они и были приготовлены по всем правилам.

^{Гаргантюа в новом костюме}

С трёх до пяти лет Гаргантюа воспитывали и кормили как полагается. Проводил он свое время, как и все маленькие дети: пил, ел, спал; ел, спал, пил; спал, пил, ел.

Что еще делал он, хотите вы знать? Извольте, я вам скажу.

День-деньской валялся в грязи.
Пачкал себе нос.
Бил баклуши.
Повсюду лазил.
Точил зубы о деревянный башмак.
Руки мыл похлебкой.
Чесался стаканом.
Садился между двух стульев.
Ел пирог с грибами, а язык держал за зубами.
Пускал мыльные пузыри.
Совал нос, куда не спрашивают.
Словом, жил в свое полное удовольствие. Что еще?
Гонял лодыря.
Щекотал у себя подмышкой.
Решетом воду черпал.
Ловил журавлей в небе.
По одежке протягивал ножки.
Из топора себе суп варил.
И все ему было трын-трава.
Так-то!

Однако скоро такому вольготному житью пришел конец.

Глава 2. О том, как метр Тубаль Олоферн обучал Гаргантюа грамоте.

В конце пятого года Грангузье, возвратившись с войны, навестил своего сына. Целуя и лаская его, Грангузье стал расспрашивать нянек, приучили ли они Гаргантюа к чистоте и опрятности. На это сам Гаргантюа ответил, что он завел такой порядок, что во всей стране нет мальчика чище его.

— Как так? — спросил Грангузье.

— Очень просто, — отвечал Гаргантюа, — я изобрел самый удобный способ вытирать себе нос.

— Какой же способ? — спросил Грангузье.

— Сейчас я вам расскажу, — сказал Гаргантюа. — Однажды я высморкался в шарф одной барышни, и это было очень приятно, так как шелк, из которого сделан шарф, очень мягкий. В другой раз я хотел вытереть нос шляпой, но куча золотых шариков, нашитых на шляпу, расцарапала мне щеки. Зато приятно было высморкаться в другую шляпу, которая была отделана мягкими перышками.

— Но во что же сморкаться всего удобнее? — спросил Грангузье.

— Сейчас скажу, — сказал Гаргантюа. — Вытирал я нос колпаком, подушкой, туфлей, корзинкой. Затем приходилось вытирать его курицей, петухом, цыпленком, телячьей шкурой, голубем, зайцем. Но, скажу вам в заключение, нет лучше средства для утирания носа, чем молодой гусёнок с нежным пушком. Когда его прикладываешь к носу, чувствуешь удивительную приятность от; его пуха, и озябший нос моментально согревается.

Услышав такие речи, добряк Грангузье пришел в восторг и сказал нянькам Гаргантюа:

— Знаете ли вы, как Филипп, царь македонский, узнал про удивительный ум своего сына Александра? Послушайте-ка, я расскажу вам эту историю.

«У царя был конь, но он был так необуздан и страшен, что никто не осмеливался сесть на него. Уже многих всадников искалечил этот дикий скакун: одному сломал шею, другому — ноги, третьему — череп, четвертому — челюсть. Однажды на ипподроме, где объезжают лошадей, Александр заметил, что конь оттого беснуется, что боится своей собственной тени. Тогда, вскочив на коня, Александр пустил его против солнца, так чтобы тень падала сзади, и таким образом сделал коня послушным. Узнав про поступок сына, Филипп решил, что Александр умен не по летам, и пригласил к нему в учителя Аристотеля, самого мудрого из всех греческих мудрецов.

«Сегодня, — продолжал добряк Грангузье, — мы всё убедились, насколько умён и сообразителен мой сын Гаргантюа. Думается мне, если его как следует обучить наукам, — из малого будет толк. Поэтому я хочу пригласить к нему в учителя какого-нибудь ученого человека.

^{Тубаль Олоферн.}