Я прибавил шагу и поравнялся с ними. С развязной манерой кабацкого забияки я оттеснил плечом Анатана и резко окликнул его спутницу:
— Эй, хозяйка, мы отдали долг вежливости вашей леди. Теперь повесели нас. Покажи нам чудеса.
Анатан готов был возмутиться моим необычным поведением, но я под прикрытием плаща сунул ему в руку записку Трэна. Толчок в спину сказал мне, что Анатан прочел и понял.
— Чего бы вы хотели, Милорды? — спросила Дания с нежной покорностью. — Вина? У нас самое лучшее. Крепкое белое с виноградников Ру, густое пурпурное из Хола, золотистое из Кума и множество других. Не позабавят ли вас танцовщицы? В одном из наших залов золотые девушки из забытых храмов Кора следуют мистическим лабиринтам древних богов. Во всем Ю-Лаке вы не увидите ничего подобного. А может быть, вам нужны подруги на вечер? Девушки из пустынь Териата, закаленные ветрами своей родины, лапидианки с серебряными волосами и страстными губами, женщины Аркта, знающие все сладостные городские пороки? У нас здесь все нации, все характеры.
— Храмовые танцовщицы, — быстро решил Закат, и я одобрил его выбор, потому что Лания оставит нас втроем, и это, по всей вероятности, избавит нас от дальнейших затруднений.
Она молча повернула в поперечный коридор, который скоро начал понижаться. Тут я впервые заметил тень тревоги на лице Заката. Анатан был явно мрачен и плелся позади, как бы сомневаясь в удаче нашего предприятия. Сначала я подумал, что у него были основания не доверять нашему поспешному выбору вечернего развлечения. Зал граничил с тропическими джунглями страны Кора, и Анатан представлял себе, что может находиться у подножия этого зловещего ската.
Хотя Кранд веками исповедовал религию Оуна, у таких примитивных наций, как Кор и Ру, все еще существовали храмы древних богов, чьим темным именам когда-то поклонялся наш народ, пока не выполз из звериных логовищ. Я мало что знал об этих забытых и теперь тайных обрядах; в сущности, приверженцев их было всего несколько человек, и они были последним оплотом древней религии.
Тонкий звук трубы, такой высокий, что человеческое ухо его с трудом воспринимало, разорвал тишину. Вместе с ним пришло низкое биение, как будто воздух, мертвый и отяжелевший от груза неисчислимых лет, пульсировал в каком-то нечеловеческом ритме.
Закат неожиданно покачнулся и сменил шаг.
— Это гипнотизирующий ритм, — шепнул он. — Не поддавайтесь ему.
Анатан тоже все время менял шаг — то широко шагал, то волочил ноги, замедляя шаг. Я начал неуклюже подражать им. Склон, казалось, бежал вглубь самого Кранда. В гладких полированных стенах не было ни одного прохода. Пылающие светильники, размещенные на потолке с правильными интервалами, постепенно меняли свой цвет от жаркого золотого до леденящего голубого, а затем до какого-то мистически серого. И по-прежнему чуждый визг трубы и глубокая пульсация отбивали такт для наших шагов, и мы то прыгали, то тащились, чтобы избавиться or наваждения. Только Лания равнодушно шла вперед, не оглядываясь на нас.
Наконец мы пришли в комнату вроде прихожей с тускло-серыми стенами и потолком. Лания издала громкий жалобный крик, и часть стены ушла внутрь. За ней была тьма.
— Мы должны принимать предосторожности, — сказала Лания, кивнув на тайную дверь. — Некоторые из наших чудес не для обычных глаз.
Через узкую дверь жуткая музыка слышалась громче, звуки ее, казалось, имели какую-то странную жизнь и существовали сами по себе. Ахолианка прошла внутрь, и мы последовали за ней. Закат сообразительно снял свой меч в ножнах и сунул его в дверную щель, чтобы она не могла захлопнуться.
Мы стояли в полной темноте, такой непроницаемой, что она казалась осязаемым покрывалом. Кто-то коснулся моей руки, и мои пальцы сжались на украшенном камнями браслете Анатана. И тут же я услышал справа от меня тяжелое дыхание Заката.
— Идите и смотрите, солдаты, — слабо донесся до меня насмешливый голосок Ланий.
Чуждый ломаный ритм становился все более громким, угрожающим.
— Двигайте пальцами, руками против этого ритма, — прошептал Анатан.
Я чувствовал, как его запястье свободно вертится в моем захвате. Я послушно старался выполнять его советы.
Затем из темноты вылетел странный луч света, зеленый, переходящий в серый. Этот свет казался гниющей эманацией чего-то гнусного, давным-давно умершего. В нем чувствовалось осторожно задуманное зло. Пока мы, как околдованные, следили за этим лучом, через него проплывали золотые крылатые призраки, спускались вниз, касаясь черного пола, плиты которого, видимо, были вырублены в каменоломнях Древней Расы, правившей Крандом до появления человека.
Большие золотые крылья опустились, сложились и вдруг исчезли, как бы за ненадобностью, а пятнадцать живых золотых призраков начали танцевать. Этот танец был буйным и прекрасным, все еще полным древнего символа абсолютного зла. Каждая поза обольщала, каждый скользящий шаг как бы стремился извлечь из глубин души наблюдателя ту темную часть, что унаследована им от зверя.