Гамзатов против Адалло

Когда я удивленно спросил: «Юрий, что же ты делаешь, — ведь пришли сюда «прочитать» мою книгу?» — Кузнецов ответил: «Ведь издатель твоей книги я, а ты действительно поэт. Поэтому я обязан помочь со всех сторон таким поэтам, как ты».

Кузнецов измерял глазами двух кавказских поэтов, которые сидели с нами.

Они изменились в лице, но делали вид, что ничего не происходит. Они опять начали хвалить Кузнецова, говорили о гениальности его поэзии, пригласили его в гости к себе.

Конечно, мне было приятно это уважение Кузнецова перед двумя друзьями, поэтами Кавказа, но было противно на душе оттого, что некоторые поэты стали подхалимами перед московскими издателями, они везде позорили себя и Кавказ, именно такие поэты довели нашу литературу до сегодняшнего ничтожного состояния. Ведь на такую культуру и литературу похожей станет и жизнь людей, и их характер».

Позже Адалло посвятил Кузнецову свое стихотворение «Орфей».

Есть мнение, что будущие пришельцы

из космоса могут оказаться землянами,

вынужденными некогда вследствие

великого катаклизма покинуть Землю.

Еще не родившись, с Землею родною расстался,

Но древняя память сквозит сквозь века

и пространства.

Мне все говорят: «Ни к чему эти бредни, не надо…».

Но как утолить этот голод зовущего взгляда?

И вот вдалеке, под пылающим солнцем чужбины,

Сижу я на камне и песни слагаю любимой.

Чудесен наш мир, и чисты наши юные жены,

Но в мире блаженства живу одиноко и скоро.

И звездною ночью смотрю в небеса напряженно,

И песнями плачу на дальней окраине мира.

(Перевод с аварского Владимира Евпатова)

Вячеслав ОГРЫЗКО Газета Литературная Россия №01. 14. 01. 2011 http://www. litrossia. ru/2011 /01 /05879. html

Поэт и царь

В России отношения между поэтами и царями всегда складывались непросто. Практически всегда они находились по разные стороны баррикад. Поэтому выражение «придворный поэт», «придворный писатель» носит в русском литературном словаре отрицательный смысл. И не только в русском. Известен эпизод, который произошел с участием великих Бетховена и Гете. Однажды во время их совместной прогулки навстречу им попался сам король. Встрепенувшись, Гете тотчас снял головной убор и принял коленопреклоненную позу. Бетховен был неприятно удивлен этой сценой и произнес слова, которые сегодня знает каждый школьник. «Я думал, что вы король поэтов, — сказал будто бы композитор, — а вы, оказывается, поэт королей ». Мне кажется, сам факт существования в мире искусства, поэзии уже является для власти неким неприятным, но неизбежным фактором, с которым приходится мириться.

Понятно, что в своем отрицании ценности власти, в своей оппозиционности «писатели» редко доходили до публичного отказа от личной встречи с «царем», когда последний их на нее приглашал. Я сейчас не беру таких крайностей, когда «писатель» бывал настолько непримирим к власти, что просто покидал Россию и продолжал борьбу с нею, находясь далеко за ее пределами. Как, например, Герцен. Или, если брать современников, Солженицын. В Дагестане тоже был писатель, который в своем отрицании власти пошел еще дальше. Я имею ввиду Адалло Алиева, который перешел в стан противников дагестанской власти и боролся с нею поддерживая тех, кто воевал с оружием в руках. Мотивы такой — экстремальной — оппозиционности мне неизвестны, о них лучше расскажет когда-нибудь сам поэт. Но совершенно очевидно, что он пошел на такой шаг из вполне идейных соображений. Я не знаю, как отреагировал бы в момент пика своей оппозиционности Адалло на желание первого лица — России или Дагестана — встретиться с ним и обсудить ряд актуальных тем и вопросов. Могу лишь предположить, что как человек исключительно идейный, он, скорее всего, отказался от такой «чести».