Гамзатов против Адалло

Ответом на ее измышления будет отрывок из моего интервью (2005г.) М. Абдулхабирову, который спросил меня, действительно ли я ратовал за суверенитет Дагестана. На его конкретный вопрос я ответил еще конкретнее: Да, ратовал именно за суверенитет.

Да, я принимал участие в публичных мероприятиях

Конгресса Народов Дагестана и Чечни, выступал в различных митингах, дискуссиях, собраниях и почти во всех средствах массовой информации. Да, мои выступления в тот период были в поддержку независимости Дагестана. Повторяю: в тот период, а именно в 1993-1999 годах я не видел иного пути спасти от банкротства экономику, социальную сферу, культуру, традиции — одним словом, самобытность Дагестана, кроме как через выход из состава России. Происходившие в стране процессы несли угрозу целостности не только самой России, но и Дагестану. Курс Ельцина вел страну к развалу.

К тому же, вооружившись призывом Б. Ельцина «брать столько суверенитета, сколько можете», независимости требовали Татарстан, Башкортостан и другие национальные республики.

Мои обращения тех лет были адресованы не столько к тем, кто меня слушал непосредственно в аудиториях, сколько к руководству страны. Я хотел обратить внимание Кремля на проблемы Северного Кавказа, хотел добиться коррекции курса в области национальной, региональной политики. Однако Кремль оказался неспособным внять этим обращениям. Невнятность политики центра обнаруживалась и в речах самого Ельцина. Однажды, например, он сказал: «600 млрд. рублей для бюджета Чечни Москва выделила и отправила в Чечню, в Чечню они не дошли, а куда они делись и почему они до Чечни не дошли — черт его знает!».

Я охотно вступал в контакт с руководством республики, разъяснял им ситуацию, иногда совместными усилиями пытался урегулировать ситуации, ставившие под угрозу безопасность республики или ее жителей. Независимость Дагестана — это не разрушение Дагестана, как ее пытались преподносить. Россия в 1993-1999 годах для меня, как и для миллионов граждан, стала чужой, более того, — враждебной. Варварская приватизация, обнищание миллионов тружеников, унизительное положение пенсионеров, учителей и врачей, расцвет криминала, и в придачу ко всему — пьяный президент — все это не давало повода, во всяком случае мне, понимать Россию. Поэтому другого пути, кроме как выступать с трибун и подвергать критике политику России в силу своего характера и способностей, я не видел. Я заявлял, что нам с такой Россией, руководимой тем президентом, за которого я, кстати, голосовал, не по пути. Однако при всем кризисе, при всех трудностях я в те годы не предполагал, что Россия может начать военную компанию против нас. Я полагал, что ответом на наши радикальные требования станет политическое урегулирование. Но! Переговорам предпочли танки. И я укоренился в своем убеждении, что Россия, выражаясь словами писателя Юрия Карякина, «совсем одурела». Будучи в годах, даже сегодня я мечтаю о правовом государстве, где каждый гражданин был бы защищен Конституцией и каждый подчинен Закону. Все, что мог сделать в этом направлении, я сделал. Возможно, не так, как следовало бы, но делал, будучи уверенным, что мои действия принесут пользу обществу.

Итак, из-за уважения к вам, дорогие Али и Набис, я решил-таки высказать кое-что по поводу появления «Мифов о поэте» т. е. обо мне. Иметь дело с женщиной, к тому же чрезвычайно лживой, сварливой и циничной не так-то приятно. В этом вы меня понимаете. Но то, что она является всего-на-всего ширмой, за которой стоят и хихикают недоброжелатели мои, вы не знаете. Поэтому-то свои комментарии я адресую не столько ей, сколько им.

В начале 80-х годов я перевела на русский язык книгу стихов Адалло «Гляжу — не нагляжусь», за перевод которой, кстати, стала лауреатом премии Дагестана. В книгу эту, к слову, вошли коммунистическо— революционные поэмы Адалло, о которых впоследствии он старался нигде не упоминать. А если и упоминал, то только в таком контексте, что, мол, некие тайные силы заставляли тогда писать советских поэтов о партии и революции, а без этого их книги якобы вообще не печатали. Этот миф я слышала не только от Адалло.

Книгу мою «гляжу — не нагляжусь» перевела не только М. Ахмедова, но и Александр Говоров. Хотя премию Комсомола за ее перевод получила, почему-то, лишь она. Об этом, кстати, я узнал только сейчас — через тридцать три (!) года, (издана она в 1980 г.). Это во-первых. Во-вторых, в нее вошла только одна глава из моей книги «Годекан», в которой описываются приключения безграмотного, но ловкого проходимца, выдававшего себя за участника революционных событий в Петербурге. В последствии он даже стал кавалером ордена Ленина. В сопровождении обкомовских хакимов он часто выступал перед рабочими заводов и фабрик, студентами учебных заведений, его приветствовали пионеры и т. д.