– А ну иди домой, дурак! Домой! Слышишь?…
Пес улыбнулся и завилял хвостом. Добрую шутку он уважал и ценил.
– Вот кретин! Пошли от него! – Толечка махнул рукой. – Пусть остается.
Мы двинулись по тротуару, и пес радостно затрусил следом.
– Быстрее! – Пронин побежал, увлекая меня за собой. Задыхаясь, мы одолели квартал, попетляв по каким-то дворикам, влетели под арку и затаились. На всякий случай Толечка даже прижался к стене. Пару секунд спустя, пес сунулся мордой в арочную полумглу и, разглядев нас, успокоено присел. Он тоже немного запыхался.
– Во гад! Я думал, не заметит, – Толечка расстроено сплюнул. – Зоркий, блин!
– У них же этот, как его?… Нюх!
– А-а…
Пока Толечка придумывал, как отделаться от докучливого четвероногого, я по примеру пса присел, а потом и прилег. И сразу отключился.
В следующее мое пробуждение я обнаружил, что мы уже в каком-то подъезде. Под ногами плыла гармонь лестницы. Кто-то раздувал и сдувал ее обширные меха, но вместо музыки я слышал только собственное дыхание и голос Толика.
– Земля – это космическая тюряга, понимаешь? Правдолюбцы, блин, возмущаются, почему, мол, лучшие умирают раньше. А я тебе так на это отвечу: а умирают ли они? Может, смерть – это вроде амнистии? Каково, а? Возвращают тебе память – и бах! – ты совсем в другом мире – светлом, умном и чистом. И живешь себе, значит, дальше. А Земля – она потому и обречена, что здесь все зэка. Даже самые-самые!
– И ты тоже?
– И я! Все вокруг. Просто одни рецидивисты, другие – так себе…
Глядя на ступени, я вспомнил ребра пса и оглянулся. Но никто за нами уже не бежал. Должно быть, Толечка все-таки что-то придумал. Мне стало грустно. Тем временем сам Пронин стоял уже где-то наверху и костяшками пальцев набарабанивал по дверной филенке какое-то замысловатое стаккато. Щелкнули засовы, и без всякого предисловия Пронин горячечно зашептал:
– Привел… Честное слово! Вот увидишь, золотой парень. Абсолютно незамужний. Как и ты. Работает поэтом, чинит холодильники…
Кого он имел в виду, я не понял. Мне было не до того, я одолевал последние лестничные ступени. Ступени-углы… Кто их придумал столько? И может, насчет зэка Толик прав? Мальчики в хабэ стреляют из автоматов, скачками превращаются в мужчин…
Прониндействительно привел меня к царице Тамаре. Длинные волосы цвета каштана, молодцеватая челочка. Глаза глядели с ожиданием и недоверчиво, излишне полные губы были поджаты. Мне подумалось, что, вероятно, многие ее считают красивой. Я ее таковой не считал. Ей-богу, не знаю почему. Бывает так: все на своем месте и вполне отвечает стандартам, а целовать не хочется. Может быть, только поговорить. Словом, эталон, да не тот. А вернее сказать, не для тебя. Такая вот несуразная эклектика…
– Мда… – Произнесла она в сомнении.
– Ммм… – Промычал я.
– Что ж, – она храбро протянула теплую ладонь. – Здравствуйте, раз пришли.
– Простите, – я пожал руку и потупился.
– Вот и познакомились! – оживленно защебетал Толечка. – Прихожу домой с работы, ставлю рашпиль у стены…Сейчас кофейку заварим, отметим. Томочка, может, в дом зайдем? Как-то оно неудобно на пороге.
Хозяйка со вздохом посторонилась.
Мы прошли в квартиру, и я услышал, как в прихожей, чуть подотстав, Тамара успела шепнуть Пронину:
– Сколько ему лет? Он же моложе меня!
– Возраст любви не помеха, – громко ответил Толечка. Перейдя на шепот, осведомился: – Хочешь, он тебе холодильник починит? Прямо сейчас?
– Зачем? Холодильник работает.
– Жаль, – Толечка расстроено смолк. – Ладно, может, когда сломается…
Должно быть, хозяйка его щипнула, потому что Толечка ойкнул. А потом захихикал. Так или иначе прыти у него не убавилось. Описав по гостиной хозяйственный круг, он зачем-то заглянул под шкаф, деловито переставил какую-то вазочку с телевизора на сервант.
– Так эргономичнее, – пояснил он.
Я покосился на свои руки и покраснел. Если я выглядел так же, как Пронин, дело было дрянь.
– Тамара, извините, где тут у вас ванная комната? – я повернулся к хозяйке. Глупейший вопрос, если разобраться. В наших-то малолитражных квартирах не найти туалета! Видимо, подобное любопытство превратилось в своеобразный российский этикет, в ритуальную вежливость, в форму интеллигентной риторики.
Женщина с очереднымвздохом взяла меня за рукав, как козочку на поводке провела к туалету.
– Полотенце слева, мыло над умывальником. Сейчас пришлю Пронина. Ему тоже не помешает умыться.
– Спасибо, – чистосердечно сказал я. И для чего-то соврал: – Понимаете, помогали товарищу картошку копать.
– Ага, голыми руками. Ну, а товарищ после угостил, – подхватила она. В глазах ее блеснули смешливые чертенята. – Ладно, пойду за Прониным.