Гамбит. На сером поле

– За что, Адам? – Лиам округлил глаза и смотрел на него невинным взглядом. – За что я должен сесть? – будто бы не понимал сути вопроса Ларссон. – Эванс села, когда Лориан уехал вместе с ней? – изогнув бровь на искаженном опьянением лице, уточнил Ли. – Он заявил на нее? Да? Или все меняет пол участника? А Уэст поставит расследование под удар, заявив на меня, точно не зная, что было, а чего-то не было? – и вот при последнем вопросе слова Ашера начали постепенно доходить до Адама.

Он действительно так ничего и не понял до этого момента. Эванс и Лиам, как одна Сатана, пользовались одними и теми же методами, обходили все законы и условности, создавали прецеденты и дискредитировали, когда им выгодно, при этом не нарушив ни одного поставленного законодательством запрета. Вот он – истинный ужас правосудия. То, о чем Адам говорил когда-то Рэйчел, но она его не слышала. Адам нарушал множество законов, чтобы добиться цели, они не нарушали ни одного, но ставили факты с ног на голову и подстраивали ситуацию под себя, связывая справедливость по рукам и ногам прописанными ею же самой условиями. Лиам был прав. Он уже всех поимел, и девственность Уэста тут совершенно ни причем. Ли поимел даже самого Адама, пока тот пытался поиметь его небывшую, в чём, собственно, Адам неплохо так преуспел, но и из этого мелкий говнюк сумел извлечь выгоду. Что-то очень знакомое промелькнуло в мыслях Ларссона, что-то едва уловимое: тяжелый взгляд Ашера, спокойное лицо отца, опешившее лицо Фрея и серые глаза, распахнутые навстречу змеиному блеску, манившему за собой. Это было что-то вне понимания разума Адама, но на этот раз он столкнулся с этим чем-то лицом к лицу в упор и не мог просто так отмахнуться. Будто бы кто-то сказал ему, что Ад существует, и Сатана пришел по их души. Он уже здесь, среди них, один с двумя лицами, и пока они размышляют о следующем шаге Норзера, их уже поимели, легко, непринужденно, играючи, и только Хейзу эта игра казалась забавной.

Да, не на того сына поставил Грегори, не того ребенка он выбрал Ферзем, ходившему по шахматной доске, как ему заблагорассудится, но соблюдая правила. К их общему с Адамом сожалению, думать об этом Грегори было уже поздно, когда почти все фигуры уже отыграли свой гамбит. Ход остался за Королем, но тот, как известно, самая слабая фигура, ослепленная возложенными на нее надеждами и собственным самомнением.

– Она еще может быть прежней, Ли, – уговаривал его Адам. – Еще может вернуться, она еще человек, – почти прокричал он последние слова.

– Я знаю, – спокойно ответил Ларссон, докуривая сигарету. – А захочет ли? – Ли хитро улыбнулся и вышел из машины, когда они остановились. – Идем, пламенный ты мой, у меня на тебя грандиозные планы! – прогромыхал он, вытаскивая Уэста с заднего сиденья. – Нас ждут великие дела, детектив! – Ферзь, казалось, наслаждался каждым моментом своего триумфа. – Мое почтение, Символ Нордэма, – Лиамель отдал брату честь, взваливая Уэста к себе на плечо и нагло похлопав по заднице.

«Одна Сатана», – скривившись, подумал Адам и от злости выжал педаль газа в пол, уезжая подальше с серого шахматного поля, на котором в каждую минуту друг мог оказаться врагом.

Антропогенная фауна

Танец за тройную оплату. «Что за бред?» – ругал себя Рей, когда под ночь на ватных ногах приплелся к клубу La Brise сдержать данное Кристоферу обещание. Танец от Черри-бомб за тройную оплату. Почему именно тройную? Не двойную, не пятерную? Откуда такие расценки? Может это какое-то завуалированное непристойное предложение для любителей экзотики и извращений, а Фрей этого не знает, но подозрения постепенно стали закрадываться в голову.

Очередь в клуб заканчивалась где-то в конце квартала и начинала огибать угол дома. Вереница из человеческих тел двигалась медленно, лениво с волной радостных возгласов, прокатывающейся по живой цепочке от головы очереди и сникающей до устало подбирающегося робкими шагами хвоста. Фрей, конечно же, мог беспрепятственно пройти через вход для VIP-персон, но ноги понесли его в самый конец толпы, дабы отсрочить встречу с танцовщицей, что может быть даст ему ответ на один из самых страшных вопросов. Тот вопрос, ответ на который Рей очень боялся узнать. Танец за тройную оплату и либо он гей, и ему будет глубоко сиренево на работу профессионала в золотых стрингах, либо он просто посмотрит шоу, стоившее заявленного ценника.

Отыскав место, где было достаточно тихо, безлюдно и можно было перевести дыхание, дать высохнуть поту, выступившему на ладонях, Рей прикрыл глаза и вздохнул. Укладывая мысли в голове, он хотел решить все сам для себя. Нравилась ли ему Миа? Ответ был очевиден: нравилась. Нравился ли ему Лиам? К сожалению, да. Ни черта непонятно, что сам Лиам думал по этому поводу, но тут важно не его мнение, а сам факт возникновения у Рея подобного интереса.