Гамбит Айвенго

Он встал на ноги и поднял меч. Он выглянул наружу. Саксонцы облепили стены. Его люди и люди Де Брейси были побеждены. Возможно, де ла Круа оставил его в живых, чтобы его постигла более постыдная участь от рук саксонских бандитов. Что ж, этого не случится. Он сбежит. Он взглянул на свой щит, расколоченный до полной бесполезности. Не важно. Он быстро раздобудет другой. Ему также пришла мысль о щите иного рода. Даже саксонские бандиты не станут стрелять в женщину.

Он быстро побежал в свои покои.

Ребекка, вся растрепанная и в синяках, лежала на постели. Он смотрела в потолок. Ее глаза были пустыми и расфокусированными, и слезы стекали по ее щекам. Она не проронила ни звука.

– Ребекка, поторопись! – сказал Буа-Гильберт. – Бандиты штурмуют замок. Все потеряно.

Она не ответила.

– Черт тебя возьми, – выругался сэр Брайан. – От тебя больше неприятностей, чем пользы. Он сгреб ее и побежал к конюшне.

Он оказался прав. Саксонские бандиты не стали стрелять в женщину. Когда он взобрался в седло, они уже рассыпались по подворью. Держа Ребекку перед собой, он жестко пришпорил лошадь и прорвался сквозь толпу, расшвыривая тех, кто пытался его остановить. Смерть Де Брейси и возвращение Ричарда в Англию внезапно окрасили перспективу в мрачные тона. В такое время ему не стоило оставаться в одиночестве. Удерживая Ребекку одной рукой, он развернул лошадь в направлении владений ордена храма.

Андре сильно моргнула.

В один момент Буа-Гильберт был у ее ног, ожидая ее смертельного удара, а в следующий она оказалась в комнате волшебника, и ее меч был погружен в его череп. Прежде, чем до нее дошел смысле произошедшего, другой колдун – кем еще он мог быть? – ворвался в комнату, метнул в нее молнии и сбил с ног. И все же он ее не убил. На мгновение она не была уверена, но теперь она знала, что жива. Возможно, он был всего лишь учеником, и его магия была недостаточно сильной, чтобы ее убить. Когда она подняла голову, он исчез, но уже через несколько секунд на его месте оказался другой, появившись из ниоткуда.

Этот был одет в сатанинское одеяние с драконами с двух сторон. В его длинных каштановых волосах, да и в бороде, виднелись пряди седины, и он лишь мельком взглянул на нее, прежде чем наклониться над дьявольским аппаратом черного рыцаря.

– Очень скоро это место станет сценой небольшой казни египетской, – сказал Хантер, удалив взрывчатку с хроноплаты и швырнув ее под кровать. – Мы поступим мудро, если оставим это помещение. Пойдем.

Он протянул руку и помог ей подняться, после чего поднял хроноплату.

– Эти штуковины сложно раздобыть, – сказал он. – Мне может пригодиться запасная. Не бойся. Нам предстоит небольшое путешествие, тебе и мне.

– Я погибну? – спросила Андре.

– Не думаю, что тебе стоит об этом волноваться, – сказал Хантер. – Может, испытаешь небольшую тошноту, так, помутит слегка. Ну же, эта штуковина собирается взорваться.

– Взорваться?

– Я объясню позже, – сказал Хантер. – Нам нужен взрыв в этой комнате, чтобы привести все в порядок. А сейчас просто стань вот там. Если хочешь, можешь закрыть глаза. Все произойдет мгновенно.

Покорившись судьбе, Андре закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, она уже не была в Ноттингемском замке.

Ее дико стошнило.

Альберт Бомануар, великий магистр ордена рыцарей тамплиеров, был определенно недоволен своими подопечными. После встречи с Филиппом Французским великий магистр вернулся в Англию и обосновался в своей резиденции в прецептории Темплестоу. Это был старик с седыми волосами, длинной седой бородой и глубоко запавшими глазами, в которых сверкал свет фанатизма. Сопровождающий его настоятель Конрад Монт-Фитше шел немного позади в саду Темплестоу, слушая и кивая головой.

Бомануар был крайне недоволен тем, что он воспринимал как впадение в немилость вместе с многими другими тамплиерами. Он относился к своему посту и своим клятвам очень серьезно и с гордостью фанатика. Для Бомануара белая льняная мантия рыцаря-тамплиера с красным восьмиугольным крестом на левом плече была простым признаком, определяющим его носителя как воина божьего. Тем не менее, прибыв в Англию он обнаружил, что тамплиеры оставили суровость своих обетов, позволяя себе многие послабления.

– С моего прибытия в Англию, – сказал великий магистр, – я наблюдал здесь мало поступков наших братьев, на которые могу взирать с благосклонностью. – Это меня тревожит.

– Это так, – сказал Конрад. – Злоупотребления наших рыцарей в Англии даже превосходят проступки тех, кто пребывает во Франции.