Гамбит

Потому не странно, что все старались найти себе какое-то занятие. Вайсс бегал. Сперва все думали, что он их разыгрывает, но Вундерваффе с железной выдержкой два раза в день бежал трусцой вокруг лагеря, расплескивая глубокую – по лодыжки – воду. Большой Южва, в свою очередь, читал. Откуда-то раздобыл датапад, по края набитый книгами, и большую часть своего свободного времени проводил, поглощенный чтением. То и дело демонстрировал свои приобретенные литературные знания, роняя цитаты, которые казались ему максимально подходящими к обстановке. Тем самым пробуждал всеобщее веселье, что, однако, совершенно не мешало длинным очередям желающих позаимствовать на время читалку. Малой сосредоточился на попытках отремонтировать поврежденную «рапиру» – одну из двух, что стояли в «Дюнкерке». Оборонительный противоартиллерийский лазер, казалось, невозможно было спасти, но мощному технику это совершенно не мешало. В последние дни он почти ни с кем не заговаривал, абсолютно погруженный в работу.

Они старались делать множество вещей. Но прежде всего – они ждали.

Вежбовский, если у него не было обязанностей по службе, проводил много времени, всматриваясь в темно-серое небо, рассчитывая, что он, возможно, первым заметит летящие челноки. Что он, может быть, увидит что-то в редких просветах между бегущими тучами. Порой ему казалось, что он видит вспышки, и представлял себе, что это знаки битвы, что флот уже пробивается к ним, что уже чуть-чуть… В такие моменты он почти не ощущал воды в берцах, запаха гнили и лекарств, не чувствовал жуткой усталости, которая сопровождала их дни напролет.

Он не был одинок. Когда отводил взгляд от неба и осматривался, видел и других. Двоих, пятерых, десяток. Некоторые сидели у входов в палатки или просто стояли по голень в холодной воде. Если бы ситуация «Дюнкерка» не была критичной, можно было бы считать картинку людей, глядящих в пустое небо, вполне веселой. Но Вежбовский знал. Никто не хотел умирать на Болоте, окруженным серыми, все заглушающими испарениями, не помня, как оно вообще – иметь сухие ноги.

Никогда бы не подумал, что ожидание может оказаться настолько мучительным.

* * *

Туман не переходил границ лагеря, словно чувствовал человеческую территорию. Порой он отступал настолько, что казалось, можно увидеть патрули на периметре, а порой подходил к внутреннему кругу палаток, однако никогда не заходил дальше. Еще неделю тому Марчин посчитал бы такое беспокоящим фактором. Но сейчас туман перестал быть чужим созданием, которое поглощает пришельцев. Стал он скорее товарищем, тем, кого ты не всегда понимаешь, но чье присутствие совершенно естественно. Вежбовский и сам был удивлен, как изменилось его отношение. Ему случалось даже подумывать, что это странно, что им потихоньку овладевает некая чуждая сила, которая до сих пор таилась где-то под поверхностью болота. Но большую часть времени он чувствовал абсолютное спокойствие.

Туман продолжал что-то нашептывать. Порой казалось, что ты слышишь человеческие голоса, что откуда-то из глубин доносится спокойный бас Макнамары, проклятия СиДжея и тихий голос женщины, с которой он разговаривал на Дельта Два Ноль, прежде чем… Прежде чем случилось нечто, над чем, как это сказал Торн, «не было смысла задумываться».

Время от времени туман приносил весточки. Далекий гул артиллерии или приглушенный свист турбин прямоточников. Вежбовский не знал, что туман хотел этим сказать. И хотел ли сказать хоть что-то.

Эвакуационный лагерь «Дюнкерк»

13 июля 2211 ESD, 02:11

Сон не приходил. Некогда Вежбовский полагал, что сон – это просто функция усталости, но оказалось, что здесь можно одновременно быть ужасно изможденным – и абсолютно бодрствующим. Болото все ставило с ног на голову.

Он неохотно натянул мокрые носки и сунул ноги в берцы. И только потом встал с полевой койки в воду. И не то чтобы была какая-то разница – он и так был уже мокрым, – но рефлексы остались. Тихо покинул палатку и, стараясь не хлюпать, двинулся между палатками «Дюнкерка». В седой темноте туманной ночи тут и там поблескивали красные огоньки абсолютно неуставных – и наверняка свернутых самостоятельно, из остатков бумаги – папирос. Похоже, не только у него были проблемы со сном.

Марчин потянулся и двинулся дальше, бредя по воде. У него не было никаких конкретных планов, но все было лучше, чем пытаться заснуть. Он прошел мимо палатки командования и прикрытых CSS-полотнищами прямоточников. Миновал как минимум нескольких людей – одиноких и стоящих парами, – но никто не разговаривал, не напевал, не насвистывал. Было почти тихо – только туман выплетал свои привычные рассказы, то и дело позволяя им услышать отзвуки далеких взрывов. Кто-то где-то далеко, на Болоте, переживал непростую ночь. С другой стороны, приятно было понимать, что бои все еще продолжаются.