Гамбит

Они вчетвером заняли пассажирский отсек «Бетты», одного из трех уцелевших «мангустов», которыми располагал Дюнкерк. У машины все равно не было запланированных полетов, а она оставалась одним из немногих относительно сухих мест. В последнее время палатка-столовая, которая была и залом совещаний, работала пристройкой к госпиталю. А никто не хотел есть в обществе умирающих людей.

Вежбовский со вздохом оперся о стенку, отделяющую отсек от кокпита, и положил на колени рацион. Было приятно не бродить по грязи.

– Завтрак мастеров, – оскалился рассевшийся рядом Щенок, переламывая активатор химического подогрева. С широкой улыбкой на покрытом синяками лице он казался сейчас плохо подготовившимся к выступлению клоуном. – А еще – слава нормированию – еще и обед с ужином. Стандартный рацион, курица с рисом. И вкуснейший пончик на десерт.

Вундерваффе Вайс, каким-то чудом гладковыбритый, только ухмылялся под носом, распаковывая свою порцию.

– Вижу, что в тебя вселился призрак вербовочного офицера, задушенного своими же рекламными проспектами. – Бьюллер осторожно отставила порцию, закатила штанину и поправила повязку на ноге – старшая рядовая вышла без царапины из двух тяжелых сражений, чтобы сейчас хромать из-за заражения, что развилось из банальной раны на лодыжке.

– Угрозы? – Щенок глубоко вдохнул поднимающийся над порцией запах. – Ты намереваешься отравить меня запахом твоей пораженной грибком ноги смерти? За едой?

– Если и дальше будешь таким отвратительно радостным, порешу тебя куда менее приятным способом, – проворчала темнокожая женщина, напыляя очередную порцию обеззараживающей пенки на зеленовато-синюю рану. Выглянула из машины, поглядывая на тучи цвета стали. – Как думаете, долго еще мы будем тут сидеть?

– Да не спеши ты на небо, – мрачновато рассмеялся Щенок.

– А я понимаю Бьюллер… – ответил ему Вежбовский устало. – В небе висит наша кавалерия, которая всегда прибывает вовремя. И меня тоже к ним тянет больше, чем сидеть здесь.

– Ты перепутал кавалерию, солдат. – Щенок исполнил в воздухе сложный жест вилкой с наколотым куском мяса на ней. – Это янки всегда прибывают вовремя. Наши чистят лошадей и прикидывают, не время ли уже трахать жен тех, кому не повезло.

– Жен? – Бьюллер задрала бровь.

– Детали, детали. – Рядовой закатил глаза. – Гарантирую тебе, что когда наступит время, они найдут чем заняться, только бы припоздать за вами.

– За нами, – поправил его Вежбовский.

– За вами. – Щенок глотнул порцию. – Я же счастливчик, ты что, забыл?

– Да вижу, – засмеялась Бьюллер. – Болото, вода в берцах, лицо всмятку, янки вокруг… Исключительно привлекательное счастье.

– Это преходяще. – Ван Ройтерс не дал сбить себя с тона. – И если судить по состоянию Сорокового, я все равно счастливчик.

– Может, твое счастье еще и обеспечит нам эвакуационные паромы? – спросила она саркастично. – И я попросила бы для себя офицерский.

Вундерваффе, что до этого момента ел молча, поднял взгляд над порцией.

– Невыгодно за нами лететь, – сказал он спокойным голосом.

– Ага. – Щенок потер ладонью опухшую бровь. – И откуда у тебя эта идея?

– Нас немного, даже не полная рота. Большая часть ранены. – Немец говорил, не меняя тона, всматриваясь в свой рацион. – Чтобы попытаться нас отсюда вытянуть, им придется рисковать кораблем, который выйдет на орбиту, вышлет с десяток «клэнсменов» или штуки четыре «драккаров», потом подождет, пока те не вернутся на борт. Риск для корабля, риск для челноков и их экипажей. Я бы не рисковал. Не ради ста четырех людей.

– Бам! Вундерваффе, тевтонская машина оптимизма, – сказала Бьюллер, хотя и не своим привычным ироничным тоном. – Знаешь, тут ведь не только мы. Тут – фон Занген, тут другие эвакопункты. Это больше людей.

– Может, и так.

– Ну и – сто шесть, математик, – быстро добавил Щенок, поддерживая коллегу. Выглядел так, словно хотел убедить себя, а не приятеля. И любая ошибка немца словно бы давала ему немного лишней уверенности, что тот ошибается и во всем остальном.

– Сто четыре. – Вундерваффе не привык ошибаться насчет состояния роты. – Ставрос и Маринелли умерли час назад.

* * *

Изможденность солдат лишь отчасти зависела от физических усилий. В «Дюнкерке», не считая, быть может, госпиталя, мало что происходило. Ритуальные действия в эвакопункте ограничивались в основном патрулированием периметра, поддержанием в рабочем состоянии оборудования и заботой о боевой готовности. Но, как прекрасно описала это Исакссон, боевая готовность и оборудование «Дюнкерка» помогли бы в бою самое большее со средне отчаявшимся отделением врага или со взводом пьяных дезертиров, но не с боевым подразделением. Патрули же… при такой рваной зоне сенсоров они казались почти полностью лишенными смысла – в тумане можно было пройти в десятке метров от кого-нибудь и остаться незаметным.