В понедельник, 1 февраля главный редактор Гильермо Кано пригласил Гарсия Маркеса к себе в кабинет и предложил ему подписать контракт сразу на год. Его принимали без испытательного срока на штатную должность редактора, с окладом девятьсот песо в месяц. Поначалу Гарсия Маркес не поверил своим глазам. О таком он не мог мечтать в самом счастливом сне. Впервые в жизни повеяло экономическим благополучием. Кано это понял и спросил: «О чем вы сейчас подумали, Габриель?» Новый редактор «Эспектадор» ответил то, что думал: «Наконец-то я смогу помогать моим родителям по-настоящему». Главный редактор улыбнулся: «Я вас таким и представлял. Идите с Богом! Трудитесь на благо газеты. Ваше рабочее место вам покажут».
Либеральная газета «Эспектадор» была по значению второй газетой в стране после «Тьемпо». В редакции работали профессиональные журналисты и писатели, в большинстве — прогрессивных взглядов, которые они вынуждены были сбывать. Молодой, начитанный, поднаторевший в журналистике Гарсия Маркес очень скоро завоевал авторитет среди коллег, поддержку и уважение завредакцией Хосе Сальгара и главного редактора. Он работал репортером и писал комментарии и передовицы. Веря в талант молодого журналиста и писателя, Эдуардо Саламеа Борда, зам главного редактора, помогал Гарсия Маркесу как мог. Не прошло и полгода, как Габриель Гарсия Маркес уже считался в газете репортером-звездой.
В этот период Гарсия Маркес особенно сблизился с известным журналистом, сотрудником «Эспектадор» Гонсало Гонсалесом (псевдоним Гог), который вел в газете колонку «Вопросы и ответы». Гонсалес был уроженцем Аракатаки и дальним родственником Габриеля и, кроме того, знал его как члена Литгруппы Барранкильи. Именно Гог показал Эдуардо Саламеа рассказ «Третье смирение», поскольку сам Габриэль был настолько не уверен в себе, что побоялся подняться в кабинет Саламея в «Эспектадор».
Однако не бывает дороги без ухабов. Многие коллеги увлеклись стилем Гарсия Маркеса, но однажды завредакцией Сальгар, опытный журналист старой школы, посоветовал Габриелю, к которому прекрасно относился, «свернуть шею лебедю литературы, который только мешает настоящей журналистике».