Г-н Богатонов. Тьфу, мерзкая, провал бы тебя взял, как с неба свалилась.
Анюта. Она изволила уж сесть за стол.
Г-н Богатонов. Эка беда! так и надобно тебе было вбежать сюда, выпяля глаза, как бешеной.
Баронесса. Пойдемте, сударь; вы забыли, что нас дожидаются.
Г-н Богатонов. Пойдемте, нечего делать.
Анюта
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Мирославский. Куда вы бежите, граф?
Граф. Ах, дайте мне перевести дух! Никогда еще слышал и не видел я столько глупостей в одно время.
Мирославский. Но что подумают хозяева?
Граф. Не беспокойтесь. Я сказал г-ну Богатонову, что вспомнил одно важное дело, о котором должен переговорить с вами наедине. Нет, надобно иметь ангельское терпение, чтоб выносить спокойно целые два часа несносное жеманство баронессы, плоские остроты князя и беспрестанные восхищения хозяина при каждой новой глупости своего милого Блесткина.
Мирославский. Мне жаль очень бедного Богатонова; эти друзья успели совершенно вскружить ему голову.
Граф. Этот князь...
Мирославский. Нимало для вас не опасен.
Граф. Однако ж Богатонов положил непременно выдать за него свою племянницу.
Мирославский. И князь, будучи уверен, что она богатая наследница, положил также непременно на ней жениться; но когда узнает...
Граф. Что такое?
Мирославский. Что в наследство после дядюшки останутся ей одни долги.
Граф. Как! неужели Богатонов успел уже расточить свое имение?
Мирославский. Да, граф! Богатонов почти совершенно разорился.
Филутони
Мирославский. Если он должен, то ему придется уехать потихоньку из Петербурга, чтоб успеть сберечь хотя что-нибудь из своего состояния.
Филутони
Мирославский. Я почти уверен, что ему должно будет, наконец, объявить себя банкротом и не платить никаких долгов.
Филутони
Мирославский. А, Филутони! Что тебе, мой друг, надобно?
Филутони. Исфинить, мой коши спросить фас: ви исфолил кафарить, што каспадин Покатон совсем разорился?
Мирославский. Что! Богатонов совсем разорился?
Филутони. Та, сударь.
Мирославский. Да какое тебе до этого дело?
Филутони. Я принимай польшой участие в monsieur Покатон.
Мирославский
Филутони. И коши ездить в терефнь?
Мирославский. Не так еще скоро.
Филутони. О, ошень скор; он не коши платить толг.
Мирославский. Какой вздор! Будь спокоен, мой друг. Если он тебе должен, то прежде не выедет из Петербурга, пока не заплатит.
Филутони. Карашо, карашо!
Мирославский. Советую тебе недели три его не беспокоить.
Филутони. Ошень карошо!
Мирославский. Куда же ты?
Филутони. Я имей непольшой нужд.
Мирославский. Ну, теперь дела наши пойдут своим чередом. Я уверен, этот француз обежит сегодня домов десять, и завтра же заимодавцы нагрянут кучею к Богатонову, а приятели не будут узнавать его в лицо; может быть, это заставит его образумиться.
Г-н Богатонов. А, батюшка граф, вы здесь! Ну, всё ли изволили переговорить с Мирославским?
Мирославский. Да, мы переговорили всё, что надобно.
Г-н Богатонов. Уж верно, о каком-нибудь важном деле?
Граф. Г-н Мирославский говорил об одном приятеле своем, которого желал бы избавить от совершенного разорения.
Г-н Богатонов. Верно, он, бедняжка, попался под суд, и Мирославский просил ваше сиятельство замолвить за него словечко?
Мирославский. Нет, мой друг...