Футляр для музыканта

– Он жив? – спросила Маренн, упав на колени рядом.

– Это не Эйзенхауэр. – Раух вскинул голову и взглянул на нее. – Они провели нас.

Она и сама поняла это. Сдернув перчатку, она убрала снег с лица генерала – глаза его были закрыты, лицо совсем не напоминало известные изображения американского главнокомандующего. Вольф-Айстофель подбежал к ней и уткнулся мокрым носом в руку. Она обхватила его за шею и снова взглянула на Рауха.

– Эйзенхауэр поехал другой дорогой, – констатировал тот мрачно.

В Версале, присев на пушистый ковер перед ярко горящим камином, она грела пальцы о теплый бокал с анисовым глинтвейном и слышала, как, меряя шагами пространство гостиной, Скорцени выговаривает Рауху.

– Я убеждал Кальтербруннера, что в отряд необходимо зачислять только членов ваффен СС, людей убежденных и опытных. Но ему необходимо было выслужиться перед Кейтелем, блеснуть способностями: мол, он умеет оригинально действовать. В результате в отряд пришлось включить этих армейских болванов, так называемых знатоков американского диалекта английского, которых объединили в группу гауптштурмфюрера Хардика. Из всех них только Хардик имел необходимый опыт участия в диверсионных операциях. Остальные же обычные армейские служаки. В результате они сбились с курса, подорвались на минах, их взяли в плен, а с ними в руках американцев оказался план всей операции по захвату Эйзенхауэра. Они даже не потрудились его уничтожить.

– Они не выходили на связь, но Берлин только полчаса назад сообщил, что они захвачены «томми», – добавил Цилле.

– Они проверяли, на это ушло время, – ответил Раух.

– А еще, мне помнится, Кальтенбруннер хотел послать на операцию Джилл, – напомнила Маренн. – Интересно, что он хотел показать этим? И кому? Новую героиню рейха? – она спросила с горькой усмешкой. – А если бы Джилл оказалась в группе Хардика?

– Что же теперь? – поинтересовался Цилле. – Нам надо прорываться назад к Льежу?

– Кальтенбруннер в ярости, – произнес Скорцени задумчиво и подошел к камину. Встав позади Маренн, он положил руку на ее скрученные на затылке в узел пышные волосы и смотрел на огонь. – Он не может доложить рейхсфюреру, что вся его затея закончилась ничем – пшик. Эйзенхауэр благополучно прибыл в Верден и уже проводит совещание по перегруппировке войск для отражения нашего наступления. Ему необходим хоть какой-то успех. И выбор здесь вовсе не велик, – он усмехнулся.

– Он хочет, чтобы мы бегали по всему побережью и искали этого музыканта Гленна Миллера? – догадался Раух. – А для чего? Тоже мне фигура. Как он может повлиять на наступление наших войск в Арденнах?

– На наступление в Арденнах – никак, – ответил Скорцени все так же задумчиво. – Он нужен совершенно не для этого.

– А для чего?

– Для реализации еще одной сумасшедшей идеи, с которой Кальтенбруннер носится в последнее время.

Скорцени снова подошел к столу и плеснул себе в бокал трофейный виски из фляги.

– Кто-то из ученых подсунул ему идею создания сверхагента, – объяснил он. – Мол, появились возможности полностью изменить личность человека, заставить его забыть свое прошлое и убедить его, что он совершенно другой человек. Для этого требуются какие-то операции, вливания медикаментов, психологическая обработка. Кто-то проводил такие опыты в Освенциме с заключенными, и вроде бы что-то получалось. Да, черт знает что! – Скорцени поморщился и взглянул на Маренн. Она неотрывно смотрела на него, взгляд ее помрачнел, красивые темные брови сдвинулись к переносице. – Это не моя задача, – заключил он. – Моя задача – доставить к нему этого музыканта.

– Но почему именно из него решили делать агента? – изумился Цилле.

– Потому что он один в один похож на какого-то сталинского партийного функционера, – ответил Скорцени мрачно. – И Кальтенбруннеру показали их фотографии, чтобы он убедился. Здесь очень важно внешнее сходство, чтобы не делать множество пластических операций. Только тонкая психологическая работа.

– Ты считаешь, это возможно? – Раух обернулся к Маренн.

Она смотрела в пол перед собой и, когда Раух обратился к ней, даже не подняла головы.

– Это возможно, – произнесла она глухо. – Но это значит, насильно лишить человека его собственной жизни и заставить его прожить чужую. Это преступление, перед которым меркнет любое убийство. Я не допущу этого.

Она вскинула голову. Ее зеленые глаза, темные, как два куска малахита, взглянули прямо на Скорцени.

– Меня можешь не убеждать. – Он не отвел взгляда и ответил спокойно. – Будь у меня здесь Эйзенхауэр, я бы не стал связываться со всем этим. Пусть поищут другого исполнителя для этого бреда. Но сейчас я должен найти и доставить в Берлин Миллера. Иначе всем нам не поздоровится, что мы упустили главного американца. И еще неизвестно, как закончится наступление, если вояки его провалят, мы будем первые, кто окажется виновным в том, что не обеспечили удачную реализацию их гениального замысла. Мы доставим его в Берлин, а там…

Голос его смягчился, он обошел стол и подошел к Маренн, встав напротив нее.