Футляр для музыканта

– Да, взрывчатка может среагировать на электрический разряд, – согласился Раух. – Ну, например, на удар молнии. Однако сейчас зима, и грозы не предвидится, – попробовал пошутить он.

– А если перепад напряжения и перегорит лампочка, – Маренн внимательно посмотрела на него. – Это же тоже электрический разряд.

– Ничто не исключается. – Раух осторожно прикоснулся пальцами к ее плечу. – Однако не думаю, что, как только я окажусь в штабе Эйзенхауэра, там сразу же станут взрываться лампочки. И если мне удастся попасть в кабинет генерала, будь уверена, я не стану ждать, когда у него что-нибудь перегорит. Мне, собственно, не о чем с ним беседовать. Я выполню свою задачу и вернусь назад.

– Однако всегда есть место случайности. Это риск, – возразила Маренн. – Лампочка может перегореть случайно. Или вообще отключат электричество. Или что-то испортится на линии из-за снегопада. Снег-то все идет, – она указала взглядом на окно. – Он прилипает к проводам…

– Война – всегда риск. Мне странно, что это приходится объяснять тебе, – Раух покачал головой. – Если бы еще фрейляйн Джилл, к примеру.

– А где будет спрятана взрывчатка? – спросила она все так же напряженно.

– На рукаве за пуговицей. Даже обыскивая меня, американцы ее не найдут, ведь руки при обыске мне придется поднять вверх. Это очень маленькая капсула, но она обладает большой разрушительной силой.

– Как же она взорвется?

– Очень просто – упадет на пол, – ответил Раух невозмутимо. – Пуговица случайно оторвется. Такое бывает. И американская армия останется без главнокомандующего. Ну, хотя бы на какое-то время. Даже если Эйзенхауэр и спасется, он получит ранения. А его штаб будет разрушен.

– А если эту пуговицу оторвут случайно, когда будут обыскивать тебя? – спросила Маренн с затаенным страхом.

– Я же сказал, при обыске я подниму руки вверх. Конечно, они могут и запретить мне сделать это. Могут, теоретически, – Раух пожал плечами. – Но не думай, что пуговицу так легко оторвать. Во всяком случае, болтаться она не будет. Хотя еще раз повторю: на войне не исключается ничего. Тогда заряд сработает в руках у того, кто оторвет пуговицу. Эйзенхауэр, скорее всего, не пострадает, но штаб все-таки получит повреждения, возникнет паника. А в сложившейся ситуации это тоже неплохо.

– А ты уверен, что тебе удастся выбраться оттуда?

– Я уверен только в том, что я выполню приказ, в каких бы обстоятельствах ни оказался, – ответил Раух твердо. – А вот насчет того, чтобы выбраться, у меня такого приказа нет, – в его голосе прозвучала горькая ирония. – Это уж как получится. Но я обещал тебе, я постараюсь.

– В этом доме легко заблудиться – столько комнат!

В коридоре послышались шаги и цокот собачьих лап. Дверь в комнату открылась. Айстофель влетел в бывшую детскую спальню Маренн и, виляя хвостом, подбежал к хозяйке, лизнув руку. Маренн наклонилась, гладя его между ушами. Вслед за собакой на пороге показался Скорцени.

– Даже если жить здесь с самого детства, все комнаты не обойдешь.

Чуть наклонив голову, оберштурмбаннфюрер вошел внутрь.

– Зачем твоим предкам так много залов? – спросил он иронически. – Что они здесь делали? Трудно представить себе семью, которой потребовались бы все эти комнаты.

– Они вовсе и не требовались, – ответила Маренн, присев на корточки рядом с собакой. – Для жизни, я имею в виду, вполне обходились несколькими помещениями. Но в те времена, когда строился этот дом, его размер свидетельствовал о благосостоянии, о могуществе рода. Все имело значение – и как далеко от королевской резиденции. А мы, как ты видишь, очень даже близко – можно сказать, через дорогу, и уж, конечно, количество этажей и комнат. Что же ты тогда скажешь о замках с огромными стенами и могучими башнями. Мой замок в Марселе в последний раз, если мне не изменяет память, штурмовали во время междоусобицы чуть ли не в десятом веке. Но с тех пор никому не пришло в голову его перестраивать. Это символ власти феодала, его могущества и близости к сюзерену.

– Думаю, что содержать такие поместья недешево, – заметил Скорцени все с той же иронией.

– Ни Монморанси, ни тем более Габсбурги никогда не нуждались в средствах, как тебе известно, – спокойно парировала Маренн. – Они всегда знали, что у них большие расходы, и потому заботились о том, чтобы ни у кого не занимать на это.

– Что ж, королевские привычки иногда очень помогают, – заметил Скорцени задумчиво и, подойдя к окну, посмотрел вниз. – Вот нам, например, при планировании нашего броска из Льежа в Париж не пришлось ломать голову, где найти укрытие. Версальский дворец Монморанси оказался очень кстати. Как твоей домоправительнице удалось избежать того, чтобы здесь расквартировали парочку американских взводов? – спросил он насмешливо. – Обычно они не церемонятся. Какие-нибудь чернокожие ребята из Кентукки вволю посидели бы здесь на королевских диванах и поплевали бы жвачкой в потолок.