– Скрижальских, – удивленно повернулся энтроп. – Она и ваш председатель тоже.
Эдлена скривилась. Взгляд Лака Бернкастеля вернулся ко мне. Он ничего не считал, смотрел с тихой, выжидающей учтивостью, и, наверное, поэтому я выдавил:
– Не говорите ему.
Энтроп спокойно кивнул:
– Это запрещено.
– Дело в маме, – прошептал я. – Она больна, но доступного лечения ждать слишком долго. Поэтому в пятницу я… это я сказал написать ему. Я. Криста здесь ни при чем. Не трогайте их, пожалуйста.
Лак Бернкастель кивнул, уточнив только:
– В пятницу это случилось до или после смерти господина Обержина?
Сначала я не понял вопроса. Потом понял.
– После…
Эдлена Скрижальских издала глухой лающий смешок. Лак Бернкастель приподнял рукав пиджака и поглядел на часы.
– Знаю, о чем вы думаете. Но процесс выбора находится вне нашего обозрения.
– Если Гёте попадет в наблюдательный совет, даже младший…
– Значит, таков оптимальный исход.
– Но он способен дезинтегрировать наши модусы, Бернкастель!
– Госпожа-старший-председатель помнит об этом таланте. Спасибо.
– Он ненавидит нас. Всех нас! Разве можно доверить общее будущее…
– Возможно, именно этого нам не хватает, Скрижальских. Доверять таким, как он.
Наверное, для советника госпожи-старшего-председателя это было повседневной рутиной: тактичными фразами, но непреклонностью их смысла напоминать эс-эйтовцам, ради чего в сорок восьмом они вышли из тени человеческой истории. Так что да, энтропы смотрели на меня, как на угодившее в капкан животное. Животное, которое гуманнее было бы пристрелить – но в их обязательствах значился уход по высшему разряду.
– Ваша спутница уже на месте. Пройдемте. – Лак Бернкастель отвернулся. – Госпожа-старший-председатель ждет.
Глава 9
Госпожа-старший-председатель
Последнее, что я помнил, – как зашел в просторный лифт, внутри которого не было кнопок, и Лак Бернкастель приложил к панели циферблат часов. Я еще успел подумать: они даже проще, чем у Влада, на ручном заводе. Как это работает?
Затем я услышал океан.
Конечно, такое случалось. Без нормального сна и регулярной еды меня выбивало, как пробку, от любого напряжения. Но сейчас между бронированным лифтом и белыми коридорами не ухнул пульс, не промелькнул пол, и, поднимая взгляд на телевизоры, я подумал:
Десять-пятнадцать человек, они стояли перед экранами, по которым крутились мои беззвучные воспоминания, и смотрели на них –
Незнакомцы повернули голову.
Вместо зрачков у них были просверленные дыры. Вместо радужек – сияющие ободы света, как у солнца в пик затмения. С мужских и женских, широких и узких, бледных и смуглых лиц на меня взглянула бездна. Я молча сделал шаг назад.
Бездна тоже отвернулась. Люди с затмениями в глазах равнодушно разбрелись вдоль телевизоров. Я чувствовал их движение на уровне вибраций, их взгляды в мое прошлое – несформированными мыслями о. Это же сподвигло меня отвести плечо, пропуская из-за спины одного из них. Я знал, что не знал о его приближении. Сам по себе. Но кажется…
Я больше не был
Медленно, тихо я обернулся на чье-то огромное присутствие – и случился взрыв. Самый первый, всекосмический. Он был из золота. Меня разнесло на километры и годы вокруг, мои атомы упали в пустоты между чужими атомами. Так я выжил на уровне мысли. Так я смог продолжить смотреть.
Миллиарды связей преломлялись триллионами маркеров. Это была система. Возможно, даже вся – целиком. Постепенно мозг выстроил читаемые плоскости. Вообразил невообразимые направления. С трудом, но вновь я осознал себя, а за собой – невозможную архитектуру разумного бытия. Четырехмерные лабиринты серверных. Соприкосновение точек, разнесенных в противоположные стороны. Пропасть, как сгиб протяженности. Я стоял у самого края ее, но знал, что могу занести ногу и просто… переступить. На отвесную вертикаль. Сделать ее горизонталью. И тогда снова будет коридор, а в нем телевизоры, выстилавшие стены, как мелкая плитка в бассейне. И в мгновение, когда я был готов сделать это, шагнуть навстречу золотой бездне, во всепоглощающую общность, за спиной раздался голос:
– Не будь наивным.
И меня опрокинуло обратно в коридор.
Я грохнулся, зная: кто-то отдернул меня за плечо. Я не чувствовал этого сам, так подсказала система – те скудные отголоски ее, что с трудом втискивались в мои примитивные мыслительные плоскости.
Я лежал на полу, а вокруг шагали люди с затмениями в глазах. Их стало больше, как в вестибюле утреннего метро. Я повернул голову и в мельтешении ног увидел телевизор. Внутри плескался застекленный океан.
Рассудок плыл: густо, по кругу. А дно его царапала пульсирующая горстка слов.
– Габи?.. – прошептал я.
– Где ты?..
– Я знаю, что это ты…
Незнакомцы замедлили шаг. Толпа густела, забивая пролет. Все в порядке, думал я, лежа в глазке света между ними. Это стандартная процедура.
Нет, вымучил я же. Ничего подобного.