Функция: вы

– Вообще-то, Дедал, – сказал я. – Полагаю.

– Дедал…

Нимау сузила взгляд.

– Помню время, когда он присваивал вас целиком, не снисходя до зазоров под человеческость. Только Минотавры оставались при рассудке, но их предвзятость… утомляла. Сказали бы сивиллы, что на сломе эпох бескрайний Дедал начнет щадить вас, я ответила бы: сие будет грань его неумолимости… Я ошиблась бы. Он просто ослаб. В любое мгновение он может погасить вас, как свечу в полдень – за ненадобностью. Но не делает этого. Даже когда, убивая друг друга, вы наносите вред лично ему. Вода точит камень. Века точат остальное. Нынешнему Дедалу безразлично, кто владеет моим именем. Кто и куда зовет, как далеко мы заходим, поэтому…

Над моей головой вдруг замигал фонарь. И не только он – до того я не замечал, как много среди мебели было ламп и торшеров, фонарей и прочих светящихся штук. Теперь они по цепочке меркли, распыхивались и снова тускнели.

Нимау фыркнула.

– Рунчик.

– Что? – Я понял, что не понял. – Кто?

– Рунчик, – повторила она, вздымаясь с дивана. – Бестолковая тварь.

Нимау отвернулась и поплыла в противоположную от меня сторону – волнами рубиновых тканей, мантией черных волос. Я едва удержался на месте. Дверь и окна, полные безлунного озера, были моим единственным ориентиром в сюрреалистическом нагромождении вокруг. Я не хотел терять их из виду… что, впрочем, и так обещало случиться, когда погаснет свет.

А он гас. Сначала фонари, из тех, наверное, что когда-то заправляли маслом. Потом уютные домашние торшеры. На столике неподалеку засбоили, как от ветра, электрические свечки.

– Тц… Лучиночка!

Я вздрогнул. Нимау выглянула из-за длинной ширмы, расписанной тенями журавлей.

– Так и будешь торчать тут?

– Ну… да, – осторожно ответил я. Хороший же план.

– Тебе не интересно, что там?

– Но Ариадна… Я не хочу, чтобы она меня потом искала.

– Огарочек была тут дюжину раз. Она знает, что это Рунчик. И знает, куда мы пойдем.

Я помолчал, затем уточнил:

– Вы же помните, мне сказали не верить…

Нимау поморщилась и исчезла за ширмой. В обломках интерьеров сгущались сумерки. Я оглянулся на окна. По правде, я не горел желанием раздражать какого-то там древнего энтропа, но ведь Ариадна… Я шумно вздохнул. Она не говорила «стой, жди, будь осторожен». Только – не верь. А это, пожалуй, я мог совместить с экскурсией.

Я нагнал Нимау спустя шкаф, бильярдный стол и пианино. Меня встретило горделивое, но самодовольное молчание. Я спросил:

– Лучиночка – это от лучины? Почему вы меня так зовете?

Нимау хмыкнула, не оборачиваясь:

– Я всех как-нибудь зову.

Двигаясь за ней по узким, едва угадывающимся меблированным тропинкам, я пытался запомнить наиболее примечательные ориентиры. Перевернутый шезлонг. Корзина с декоративными арбузами. Гроб. Это могло пригодиться на случай, если все пойдет наперекосяк и возвращаться мне придется в стремительном одиночестве.

– О! Вот и Рунчик! – воскликнула Нимау с чувством, которое можно было принять за нежность, если бы через секунду я не содрогнулся от: – А теперь вскинулся!!! Рохля королобая!

Я выглянул из-за ее спины и увидел импровизированный загон. Он был выложен чем попало: кочергой и ножками от стульев, садовыми инструментами и даже парочкой фарфоровых кукол. Очень по-оккультному. А по центру на пригорке янтаря, в сумерках, бликующих, как вода в океанариуме, неподвижно лежал ягненок.

Нимау переступила через ограждение.

– Челядь, расправляй копыта.

Она пнула его, еще раз, и снова, расшвыривая по загону янтарь. Я растерянно приблизился:

– Вы уверены, что он…

– …жив?

Ну, это тоже. Широкая стопа Нимау вдавила впалый бараний бок.

– Вы всегда спрашиваете одно и то же. Разными способами, но с сердечным значением. Создатель Рунчика, без сомнений, сделал его для вас. Хотел услужить неблагодарным, темным. А вы… как всегда. Все только испортили.

Нимау убрала ногу и огляделась.

– Будь ладушкой, подай, – кивнула мне за спину.

Я обернулся. У платяного шкафа стоял пастуший посох. К его навершию скотчем была примотана внушительная янтарная глыба.

– То есть Рунчик… это атрибут? – Я неуверенно вернулся с посохом к загону. – Я не знал, что они могут иметь такую форму. Минотавр показывал разные атрибуты, но они все были, ну… предметами.

Энтроп перевернула посох навершием вниз.

– Форма… она же только для глаз. Ими мало кто видит. Тем более – ведает.

Склонившись к ягненку, Нимау принялась натирать янтарем его бок. Это был странный, но явно отработанный ритуал, и вскоре по шерсти колко, ярко вспыхнуло. Из-под посоха посыпались искры. Рунчик дернул копытом. Янтарный пригорок наполнился светом, и, подняв голову, я заметил, что вокруг тоже начало светлеть.

– Он должен делать это сам, – вздохнула Нимау, выпрямляясь. – Но почему-то не делает.

– Какой у него предикат? – спросил я.

– Не знаю. А что там в мифе?

– Не уверен, что слышал его правильным…

Темнота отступила, и оказалось, что Рунчик был драгоценно золотым.