– Спасибо, господи!
– Стефан нашел способ им воспользоваться.
Я застыл:
– Ты… Про Адама?
Она устало всмотрелась в меня:
– Кто такой Адам?
Я мотнул головой:
– Не важно. Если он не… Тогда не важно.
Ариадна отвернулась и направилась к костру. Растерянный, я двинулся следом.
– Я должен выбраться. И как можно скорее. Мне нужно проснуться раньше него, чтобы предупредить всех. Помоги, прошу.
Ариадна опустилась на колени и снова принялась ворошить угли. Я молча ждал. И смотрел. Пытался понять, сколько ей лет, и, наверное, был очень настойчив. Потому что, истончив губы, она сказала:
– Она убьет меня, если я выйду.
Я протяжно вздохнул, тоже опустился перед костром:
– Понимаю. Прости.
Девочка по-прежнему грелась о пламя, раскрыв ладони, хотя камни вокруг дышали теплом и сухостью. Я присмотрелся к ее плотным, очерчивающим плечи волосам, платью, такому же до странности прямому, и вдруг понял, что они были насквозь мокрыми. На них не действовало окружающее тепло.
– Вы последние? – тихо спросил я.
Ариадна отложила прут, пересела, подобрав колени к подбородку.
– Есть еще одна, – сказала девочка.
– Считай, что нет, – возразила Ариадна.
– О ком вы? – Я переводил взгляд с одной на другую. – Какая из вас?
– Та, которая вернулась.
Разросшийся свет золотил их волосы и одинаковые взгляды, в которых крупными бликами дрожал огонь.
– Она не станет помогать, – помолчав, продолжила Ариадна. – Она ненавидит нас.
– Но она всегда хотела жить, – возразила девочка. – Это она согласилась уйти с Дедалом. Вместо того, чтобы…
– Именно, – Ариадна резко выдохнула. – Согласилась она. А ушли мы. Мы бросили ее там, буквально… Разменяли. Она не станет помогать. Я бы не помогала.
– Но она хочет жить, – повторила девочка.
– Это ничего не значит, – тихо возразила Ариадна. – Нам все равно не выжить.
– Не говори так, – мгновенно среагировал я.
Она посмотрела на меня, смаргивая свет:
– Моя контрфункция мертва. Скоро я перестану быть синтропом. Неважно, вернусь ли я в кому или удастся что-то с этим сделать… Человеческое тело – тюрьма. Всегда была. Нам это не нужно.
– Нам? – вспыхнул я. – Кому – нам?! Тебе или расползшемуся по системе Стефану, которому все теперь жмет?
Ариадна вздрогнула.
– Это твое тело. Твоя жизнь. Ты и так, черт возьми, все ему отдала!
– Мне это не было нужно…
– Да ты! Я тоже говорил похожие фразы! И знаешь что?! Со стороны это звучит как полный бред!
Я резко встал. Они машинально подняли головы.
– Просто скажи, как мне найти тебя. Ту, другую.
– Это бессмысленно. Она не станет слушать.
– Посмотрим.
– Не переоценивай свое очарование.
– Ты находишь меня очаровательным?
– Я… – запнулась и замолчала она.
Я ждал. И смотрел. В этом я был большим молодцом. Наконец Ариадна протяжно вздохнула, развернулась к девочке. Та бросила короткий ответный взгляд.
– Если нам суждено умереть… Не суть важно, здесь или там. Верно?
Девочка кивнула. Внутри меня все узлом свернулось от протеста, обиды и жалости.
– Хорошо, – Ариадна тоже поднялась. – Но особо не надейся.
– Буду, – ответил я. – Уже надеюсь. У меня нет другого выбора.
Ариадна покачала головой, прошла мне за спину. Я снова посмотрел на девочку, а девочка смотрела в огонь. Знакомо бездумным, полным пасмурного моря, но и небесных отражений взглядом. И, отворачиваясь, впервые за два года я точно знал, ради кого все это делаю.
Она возвращается сюда каждую неделю не в надежде увидеть свет на шестом этаже. Она возвращается и ходит дотемна по умирающей апрельской наледи, проверяет саннстран через решетку и игнорирует свое отражение в зеркальной поверхности пропускной будки, чтобы ни в коем случае его
– Добрый вечер, Ариадна, – говорит будка по средам и воскресеньям. – Мне очень жаль. Господин Обержин еще не вернулся.
– Я знаю, – отвечает она и продолжает смотреть.
По другим дням будка настороженно молчит, хотя она жила здесь полтора месяца и, возвращаясь с перевязок, в мягком тумане обезболивающих послушно здоровалась с каждой сменой. В другие дни она держится подальше, чтобы никакому охраннику не пришло в голову, защищая покой единственного элитного ЖК в их карельской срани, вызывать полицию или, чего хуже, социальную службу.
Темнота на шестом этаже – ее последний союзник. Убежище бледной, тающей в надполярном солнце надежды, что, вернувшись, он обязательно позвонил бы. Она не просит многого. Она выкинет из головы все фантазии. Забудет светлую квартиру с нескрипучими полами, в которой еду можно хранить в холодильнике, а не вывешивать пакет из окна. Лишь бы он позвонил. Не ей даже – матери.
А в двадцатых числах случается вот что. Она приходит в среду, и с ней никто не здоровается. Она обходит забор по периметру и видит на шестом этаже свет. Вытаскивает телефон, ищет в замусоренных контактах его номер и, прикладывая к уху хрипящий динамик, слышит: абонент не абонент.
Тогда она думает: может, это домработница?
Может, дальние родственники?
Может, соседи сверху залили кипятком, и бригада ремонтников меняет гладкие, как хоккейный лед, натяжные потолки?