Функция: вы

Он выдернул априкот, врубил фонарик и перегнулся через край.

– Смотри! Я серьезно!

Белый луч метался по пакетам, так что я не понимал, куда смотреть. В чем уклончиво признался:

– Я вижу мусор.

– У стенки! Вот, в голубом! Видишь, там кровь вытекает?!

– А… Ну. Разве это не твой гренадин?

– А нос?! Там же есть нос!

Я прилежно посмотрел еще раз, но фонарик выжигал все рельефы.

– От алкоголя бывает паранойя? – спросил я у подплывшего Влада.

Энтроп заглянул в контейнер. Берти снова зачиркал лучом по стенкам, и Влад схватил его за руку, фиксируя свет.

– Ой, – сказал Берти.

– Хм, – откликнулся Влад.

Вечер определенно сменил жанр. Я с интересом ждал продолжения. Энтроп поводил рукой Берти, меняя угол освещения, затем отстранился и стал раздеваться.

– Серьезно? – растерялся Берти – Ты полезешь туда?

– Ради тебя, лапуль.

Меня накрыло единорожьей шубой. Она оказалась тяжелее, чем выглядела. Трескучий ворс облепил лицо, так что я пропустил, как Влад забрался в контейнер, а, отфыркавшись, застал Берти уже одного, светящего фонариком в бездну собственных страхов. Влад энергично шуршал внутри.

Я вдруг представил нас со стороны. Ночь. Мусорка. Голова (возможно). Меня разобрал смех. Это была такая нелепица, сущая дичь, но прямо сейчас мне хотелось, чтобы вся жизнь состояла из чего-то такого.

Влад вынырнул и деловито спросил:

– Платок? Шарф? Есть что-нибудь?

Шарфов не было, удивительно, ни у кого. Берти порыскал в пальто и растерянно протянул замшевые перчатки. Я отвел взгляд, чтобы не смеяться в голос.

А дальше Влад спросил:

– Где ты трогал бортик?

И протер перчатками все, на что ткнул Берти, расширив область вдвое. Веселье мое сменилось растерянностью, когда, надев перчатки, Влад стал ворочать мешки – и окончательно затянулось покалывающей корочкой холода, когда, закопав что-то, энтроп попрыгал, утрамбовывая верхние мешки.

– А ты ничего не трогал? – улыбнулся мне Влад.

Я помотал головой. Берти молчал. Его разум уплыл в лучший мир.

– Чудненько, – Энтроп выбрался и, забрав у меня шубу, спрятал перчатки в кармане. – А давайте в кино!

И мы пошли в кино. Через пару улиц нашелся перестроенный под торговый центр старый кинотеатр, на верхнем этаже которого, в дань истории, оставили четыре камерных зала. Понятия не имею, на что я согласился, какой-то хоррор напополам с космосом, который Влад выбрал из-за высокого рейтинга (на меня по очереди покосились охранник и контролер) и времени – мы вошли в зал еще до рекламы. Как ни странно, народ был, небольшими группками рассредоточенный по залу. Отгородившись от приключений в переулке выборочной амнезией, Берти пересказывал какой-то японский ужастик, после которого не мог заснуть три дня. Не знаю, упустил ли я что-то критически важное в сюжете, но вырубило меня, едва я устроился в кресле.

Просыпался я два раза. Первый, когда Влад, не отрываясь от экрана, укрывал меня шубой. Второй – от космического залпа и рушившихся солнечных батарей, совпавших с чем-то таким же масштабным в моем полусне. Проморгавшись, я попробовал въехать в происходящее, но педаль кульминации уже пробила земную кору, и поспеть за смыслом оказалось сложнее, чем за кадрами. Я посмотрел на соседние кресла. Они оказались пусты. Рассудив, что до конца фильма Влад с Берти мне все равно не понадобятся, я натянул шубу на голову и снова заснул.

Через какое-то время мутная заводь сна зашелестела знакомым голосом:

– Малой. Мало-о-ой.

Я открыл глаза. Тишина звенела отмершим батальным эхом. Я вылез из-под шубы и увидел Влада с улыбкой медсестры, чьи коматозники третий раз подряд выигрывали титул «пациент года». С потолка лился тусклый свет.

– А где?.. – Я кивнул на пустое кресло за ним.

– Подберем на выходе.

Я выпрямился, протирая глаза:

– Ты удалил номер его отца?

– Думаешь, ему это поможет?

– Он идиот, – пробормотал я. – Но вроде безобидный.

– Он нарцисс, – усмехнулся Влад. – И хоть это патогенез, а не выбор, он все же выбрал ничего не менять.

Я посмотрел вниз, на ряды нестареющих темно-красных кресел. В зале не осталось никого, кроме нас:

– Может, ему нужна помощь? Ну, не знаю… Моральная поддержка близких людей. Ходят слухи, что это помогает.

Я ждал от Влада очередного хохотка, но он посмотрел в потолок, обдумывая мысль:

– Им нужен человек. Еще один человек в семью. Мачеха, жена… Но, может, не жена, потому что неприлично быть такими пидорами и гомофобами одновременно. Парочка нарциссов, одна сохнущая розочка – с таким садом надо работать изнутри. И да, я предлагал свою кандидатуру, даже встречался с батей, иначе откуда у меня его номер, но парень хочет здоровую почку, а не здоровую семью. Хорошо. Подожду.

Я не удержался от смешка:

– Планируешь стать мачехой?

– А что такого? – Влад деланно удивился. – Я как-то десять лет в одной семье прожил. У нас даже был бар на чердаке. Потом дети выросли, и мы разъехались, а модус пришлось грохнуть, потому что в нем постоянно хотелось бухать «Мимозу», носить розовые платья и печь пироги.

Тут уж я расхохотался, с облегчением поняв, что все еще пьян.