Функция: вы

– Я молод, условно богат и невероятно хорош собой. Я сияю тысячей солнц и обожаю помогать людям. Я занимаюсь благотворительностью, натаскиваю школьников в немецком, организую морские субботники. Я чувствую, что могу изменить мир.

Влад ткнул своей стопкой в мою. Мы выпили. Я закашлялся, не ожидая, что водка так сильно бьет по горлу:

– Эту часть я знаю…

Влад налил еще:

– А знаешь, почему я обожаю помогать людям? Обожаю, когда меня обожают. Наблюдать, как самые робкие расцветают под моим влиянием, перенимая опыт и восторг – больше удовольствия приносят только их потухшие лица, когда я переключаюсь на кого-то другого. Я люблю оставлять звонки без ответа, а сообщения непрочитанными, люблю, когда они нервничают, перебирая воображаемые моменты пренебрежения мною, хотя я просто горбачусь на очередной благотворительной халтурке, о чем сообщаю через день или два. Я люблю знать, что если заболею или в чем-то буду нуждаться, они бросят все свои дела и примчатся с дарами, в сто крат ценнее того, что я когда-то дал им. Даже не знаю, что добавить… Я люблю людей.

Влад воздел стопку. Я недоверчиво поднес к лицу свою.

– Но есть проблема. Помнишь, я сказал, что условно богат? Мой отец богат. Я – не то, чтобы. Мой отец… На него не действует солярная магия. Он говорит, что если я хочу денег, то должен начать собственный бизнес. Бизнес? Бизнес мертв – стартапы и фриланс его заклевали. А хладный труп прибрали к рукам глобальные корпорации, чтобы никто не посмел стать великим в собственном гараже. Батя говорит начать бизнес, а я слышу что-то вроде: повкалывай тридцать лет без радости в жизни, полысей к сорока, застань жену с водителем, а лучше сразу с двумя.

Я опрокинул стопку, уткнулся в кулак, пережидая растекающееся по пищеводу жжение.

– То есть, – прохрипел я, – все ради денег?

– Он уверен, что да, – Влад покрутил бутылку. – Но я не был бы так однозначен. У бати – маленькая империя недвижимости, плюющаяся деньгами направо и налево, однако наш друг не хочет получить ее в личное пользование. Он хочет, чтобы ему почаще давали на ладошку, не спрашивая зачем, и прекратили пилить. А это уже запрос на любовь.

– Сейчас расплачусь. И почему он соскочил?

– Струхнул. Но сам бы не додумался. Похоже, кто-то мне водичку мутит.

– То есть, мы здесь, чтобы узнать, почему он включил заднюю?

– Мы здесь, потому что Берти платит. Но отрицать не стану: я трудоголик.

Влад попытался налить еще, но я отказался, желая не только дождаться Берти, но и помнить зачем.

Через какое-то время с кухни послышался чей-то голос на высоких тонах. Кто-то выглянул на разведку, и кажется, сразу исчез. Мне было не очень хорошо видно из-за колонны, но то, как появился Берти – о, это, как обычно, видели все.

Он вылетел в зал, пламенея от ярости. В рабочих жилетке и рубашке, сверкая каждой ниточкой – ничто не выдавало попытки побега, кроме непривычно зачесанных (потому что мокрых) волос. Увидев Влада за баром, Берти взвился. Прошипел, влетая за стойку: «Мы же договорились!», и споткнулся об меня. Я кивнул в знак приветствия. Берти метнул взгляд в зал, туда, где мы обычно сидели с Ариадной.

– Ее нет, – сказал я.

Он подобрался. Что-то напряженно вычисляя, приблизился к Владу.

– Чего тебе надо? И что на тебе надето?!

– Берти! – Энтроп нехорошо засиял.

Берти не понял, но, очевидно, списал все на многогранный Владов юмор, которым сейчас можно было резать стекло. Опустив взгляд, он сложил воедино бутылку водки, наши стопки, и то, как энтроп потянулся еще за одной.

– Хватит! Мне всыпят по первое число, если посмотрят камеры!

Влад неспешно разлил, подвинул к нему третью стопку. Берти просверлил ее взглядом:

– Что тебе нужно?

– Расслабься. Тут люди. Тебе ничего не угрожает.

– Я расслаблюсь, когда ты уйдешь.

– Я уйду. Не сразу. Но уйду.

Берти следовало позвать охрану или столпившихся неподалеку приятелей, что глазели на происходящее, как на поединок матадора с быком. Он мог сделать миллион вещей, и бо́льшая их часть отскочила бы от Влада, как горох от стены, но что-то бы точно сработало. Вместо этого Берти выдохнул, благопристойно преображая лицо, и обернулся:

– Все в порядке, ребят! Продолжаем работать!

Официанты и девушка-бармен растерянно переглянулись. К нам Берти вернулся прежним.

– Удали номер бати, – прошипел он, поднося стопку к лицу.

– Еще чего. Это моя личная добыча.

– Мать твою! Мы же договорились!

– Шшшш… – Энтроп отсалютовал неуверенно расходящейся свите.

Берти осекся, прокашлялся. Расчетливо потеплел.

– Ты прав. В пятницу я был немного на взводе. Но я честно передумал. Ты говорил, что так можно. Что все должно быть по обоюдному согласию.

Я с раздражением наблюдал за его температурными колебаниями. Потому что – блин. Он был хорош. Даже узнав всю подноготную, мозг разводил меня на веру в чужую безупречность. Берти не со зла. Берти не подумал. Берти хочет любви, а кто ее не хочет.

– Я не Берти! – вспыхнул Берти на очередной Владов хохоток и повернулся ко мне. – Ты-то что с ним делаешь?!

– Сейчас пью, – ответил я. – А ты?