Берти ждал нас у экранов с афишами. Он пялился в одну точку, не замечая, как картинка распадалась на кубики, и те перестраивались в очередной плакат. Услышав шаги, Берти рассеянно повернулся, и я решил, что он только что с улицы – такой у него был растрепанный, чем-то оглушенный вид.
– Пуговицу пропустил, – бросил Влад, проходя мимо.
Берти вспыхнул и запахнулся в пальто. Я сделал лучшее, что мог: перестал развивать мысль.
Эскалаторы не работали, так что мы спускались по запасной лестнице, и Влад крупными мазками обрисовывал, что́ я проспал из золотого фонда кино. Запасная лестница привела к не менее запасному выходу, из-за чего, оказавшись на улице, мы не поняли, куда вышли. Но это почти сразу потеряло значение.
– Мамочки, – промолвил Берти.
– Ух ты, – выдохнул я.
– Самое время, – хмыкнул Влад.
Через дорогу призывно мигала вывеска круглосуточной шаурмичной.
Внутри было жарко, пахло грилем и маслом. Владова шуба произвела фурор среди бухих мужиков, потягивающих пиво в углу импровизированной стойки. Берти брезгливо окрестил их «городскими маргиналами».
– Фу-у, – оскорбился Влад за своих поклонников. – Какой же ты лицемер. Никогда не трезвей, Берти.
– Да блин! – Тот закатил глаза и вдруг повернулся ко мне. – Ты серьезно не знаешь, как меня зовут?! Я же бейджик ношу!
– Ого… – Я никогда не замечал. – Но тебе идет быть Берти.
– Поддерживаю, – проворковал Влад и сделал заказ сразу на троих.
Шаурма оказалась охренительно-прости-господи вкусной. Может, из-за сырного лаваша или огурца, замаринованного по рецепту покойной бабушки, как уверяла приклеенная к стенке брошюра. Может, потому что я не помнил, когда в принципе ел в последний раз. Или потому что, забрав заказ, мы пошли дальше и, выйдя к реке, ели бок о бок в восхитительно единодушном молчании.
У поворота на мост Берти отстал. Мы с Владом не сразу заметили, доедая, а когда спохватились, Берти уже пересекал реку, неспешный, как паром. Преодолев треть моста, он подошел к перилам и уставился в воду.
– Все хорошо? – спросил я, когда мы его нагнали.
Берти молча повел головой.
– Хочешь поговорить о чем-то? – Влад обошел его с другой стороны.
Река была черной, как мазут, и оттого казалась неподвижной. Ветер дробил в крошево отражения огней.
– Не знаю, – скривился Берти. – Я просто… Не знаю, насколько меня еще хватит жить в такой раскоряк.
Влад оперся спиной на перила и посмотрел в небо. Его вкрадчивое молчание давало понять, что это неплохое начало.
– Я не хочу работать. Не хочу становиться скучным. Но он дает мне деньги только на своих условиях. Фактически он диктует мне, что правильно, а что нет!
– Сепарируйся, – предложил Влад. – Уйди насовсем.
– Но я хочу денег! Хочу, блин. Меня к ним приучили, я имею право их хотеть. Я, может, собственный кейтеринг хочу. Отличная идея для сраного бизнеса, нет?
Я выглянул из-за Берти и спросил шепотом:
– Что такое кейтеринг?
Влад ответил в той же манере:
– Профсоюз дворецких.
– Да не гони!
И Берти рассказал про вип-фуршеты, выездной бар и райдеры знаменитостей. Он сыпал терминами и гастрономическими изысками, которые мгновенно выталкивали друг друга из моей памяти. Бездумно кивая, я пытался понять, это Берти так трезвеет или наоборот уходит все дальше, а если дальше, то куда, и стоит ли идти следом.
– …и вот ты думаешь, что сервировать буррату на деревянном спиле – писк и шик, но на самом деле… – Берти осекся, мотнул головой и, уставившись вдаль, вдруг выдавил. – Это полная хрень.
Он закрыл глаза рукой. Внутри меня предупредительно зазвенело.
– Буррата, ага… Я сраный тильзитер по акции неделю доесть не могу. Он, сука, не плавится. Вообще. Ну как так-то.
Зная, что сейчас будет, я отодвинулся. Влад тоже знал, и ждал, но без прежней любовной плотоядности. В газовом свете мостовых фонарей энтроп был спокоен и до странности далек.
– Плохая реклама для тильзитера, – прошелестел он.
А Берти сгорбился над перилами и заплакал.
От реки тянуло ноябрьским холодом, самым темным днем в году. Я прошелся по мосту, туда, где ветер скрадывал чужие всхлипы. Убиться здесь было невозможно, разве что упасть в воду и замерзнуть насмерть, и все же из сонных нефтяных разливов доносился шепот. Ничего конкретного. Ни зова, ни обещаний. Просто я вслушался и понял, почему некоторые люди договаривались с водой.
Вскоре Влад подошел ко мне, пряча в шубу наличку.
– Серьезно?
– Это на такси, – сообщил он, не уточняя, кому.
Я выглянул из-за энтропа и увидел алтарно печального, припорошенного светом Берти. Он сидел на ледяной мостовой и рассматривал свои ладони.
– С ним все будет в порядке?
Влад вытащил априкот, нашел чей-то номер.
– При должном усилии. Но, если честно… Не понимаю, как вы живете с одной попыткой.
– Попыткой чего?
– Собрать себя. – Он отвернулся, слушая гудки. – Как можно собрать себя с одной попытки?
Потом энтроп заговорил по-французски, уже не со мной, а через десять минут мы погрузили окоченевшего Берти в такси, на котором разъезжали полвечера. Придерживая мне дверь, Влад спросил:
– Ну что, обратно к девчулям? Там есть, где поспать. И с кем тоже.
Я мотнул головой.