Фронт без линии фронта

доклады его берлинскому начальству, а утром вновь, стараясь скрыть

смертельную усталость, входил к послу в кабинет...

А между тем, если поверить многочисленным писателям, очевидцам и

неочевидцам, жизнь его в Токио протекала так:

Из бара "Рейнгольд", где висели полотнища со свастикой, он в обнимку с

глубоко декольтированными женщинами перекочевывал в ресторан "Фледермаус",

где небыло полотнищ со свастикой, но был знаменитый шотландский виски.

Приемы и гейши, прогулки на белоснежных яхтах и фотопленки в букетах роз,

легкие победы и крепкое вино, неуловимый, вездесущий, таинственный -- таким

обычно выглядит Зорге под пером зарубежных "популяризаторов".

Это ложь. Никогда не существовало Рихарда Зорге, супермена и

супершпиона. Рихард Зорге был другим. И в мелочах и в главном.

Вот, скажем, как он сам объясняет секрет своего успеха в Токио:

"Главными причинами, создавшими мое положение в посольстве, были мой

большой запас общей информации, мои обширные знания Китая и детальное

изучение Японии. Без этого, несомненно, никто из работников посольства не

стал бы обсуждать со мной политические вопросы или просить у меня совета по

секретным проблемам..." Или:

"Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой

промышленности, средней и, наконец, тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал

также общественно-социальное положение японского крестьянина, рабочего и

мелкого буржуа".

"Я интересовался также развитием японской культуры с древних времен...

Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной

библиотекой посла, библиотекой Восточно-азиатского германского общества..."

Достаточно прочесть это, чтобы еще раз усомниться в правдивости образа,

созданного "искусством" определенного рода. Портрет получился, мягко говоря,

наполным, как если бы художник, сосредоточив весь свой дар на фраке, забыл

написать глаза. Существенный пробел!

К середине тридцатых годов в Токио сложилась и начала действовать

группа Рихарда Зорге. В нее входили японский журналист и общественный

деятель Ходзуми Одзаки, прибывший в Токио незадолго до Зорге, корреспондент

французского еженедельника "Ви" и белградской "Политики" Бранко Вукелич,

немецкий коммерсант Макс Клаузен и художник Мияги. С Клаузеном и Одзаки

Рихард познакомился и подружился еще в Шанхае. С Вукеличем они быстро

сошлись, как люди похожей судьбы. Мияги сразу понравился Зорге своей

сдержанностью и требовательностью к себе. "Прекрасный парень, -- сообщал

Зорге в Москву, -- самоотверженный коммунист, не задумываясь, отдаст жизнь,

если потребуется. Болен чахоткой. Посланный на месяц лечиться, удрал..."

Даже Уиллоуби вынужден отдать должное Зорге и его товарищам и признать,

что "все члены группы Зорге работали не для денег, а исключительно ради

идеи".

Это были идейно зрелые люди, интернационалисты, видевшие смысл своей

жизни в борьбе за мир, предотвращение кровопролития. И, думается, не

случайно в 30-е годы судьба свела их в Токио.

Тот же Уиллоуби и другие, кто писал о группе Зорге, не могли скрыть

удивления: на протяжении восьми лет группа не имела ни одного провала по

вине ее членов! И объясняли это подавляющим авторитетом Зорге в глазах

помощников, его волевым превосходством, умением подчинить себе людей,

заставить работать на себя. Дисциплина, основанная на страхе, на

жестокости... Даже известный фильм Ива Чампи не исключает возможности угроз

и насилия со стороны Зорге.

Действительно, его авторитет был велик. Действительно; Зорге во многом

превосходил своих более молодых сподвижников. Но это были авторитет и

превосходство особого рода. Будучи идейным единомышленником Одзаки,

Вукелича, Клаузена и Мияги, доктор социологии превосходил их

образованностью, знаниями, способностью к анализу, теоретической зрелостью.

Каждый из них самостоятельно пробовал изучать марксистскую теорию, и Одзаки,

и Вукелич добились значительных успехов в том, в чем Зорге великолепно

разбирался! Все они ненавидели войну, но никто из них не мог так глубоко

обосновать свою ненависть, как Зорге. Все они симпатизировали Советской

России, но никто так, как Зорге, не умел столь неопровержимо раскрыть роль

СССР в борьбе трудового человечества за справедливое общественное

устройство. Все они посвятили себя разведке, но только Зорге умел так верно,

так глубоко определить высокий смысл их труднейшей, нечеловечески тяжелой

работы. Зорге был для них источником мужества, и их рискованный труд

приносил им огромное удовлетворение.

Позже на допросе в тюрьме Мияги скажет, какую значительную роль в его

личной судьбе сыграла встреча с немецким революционером Зорге. "Рихард Зорге

был настоящим коммунистом, -- подтвердил и Клаузен, -- и ничто никогда не

могло заставить его изменить своим убеждениям, своему долгу..." "Для меня

это было высокой честью,--скажет Макс Клаузен через двадцать лет после