Фридрих Ницше

Но ученики боятся народа и покидают своего учителя. Тогда, оставшись один, Заратустра заговорил. Толпа ужаснулась, обезумела, слушая его:

«Один человек кончает самоубийством, другой сходит с ума. Божественная гордость поэта воодушевляет его, все должно выйти на свет. И в тот момент, когда он провозглашает соединение Вечного возврата и Сверхчеловека, — он уступает жалости.

Все присутствующие противоречат ему: «Надо, — раздались голоса, — задушить это учение и убить Заратустру».

Нет в мире ни одной души, которая бы любила меня; как же я могу любить жизнь?

Он умирает от тоски, являя миру великое страдание в своем творчестве…

— Из чувства любви я причинил людям самое большое страдание; теперь я уступаю этому доставленному мною страданию.

Все уходят, и Заратустра остается один и кладет руку на голову своей змеи: «Что мне посоветует моя мудрость?» — Змея ужалила его. Орел разрывает змею на части, лев бросается на орла. Наблюдая за битвой своих зверей, Заратустра умирает. В пятом акте — похвалы Заратустре.

Группа верных ему людей собирается у могилы Заратустры; они убежали тогда, когда он обращался к ним; увидя его мертвым, они делаются наследниками его души и возвышаются до его высоты. Затем следует похоронная церемония: «Это мы убили его». — Похвалы… «Великий полдень». Полдень и вечность».

Ницше отказывается от этого плана, хотя в нем и предчувствуется много красивых мест. Может быть, ему не хотелось показывать унижение своего героя; это возможно, и поэтому мы видим, как он ищет триумфальной развязки. Но, главным образом, Ницше наталкивается на трудности, глубину которых он, пожалуй, в должной степени не чувствует: два символа, на которых построена его поэма, «Вечный возврат» и Сверхчеловек, образуют такой диссонанс, который делает невозможным окончание произведения. «Вечный возврат» — это горькая истина, исключающая всякую возможность надежды. Сверхчеловек — это надежда, иллюзия. Между тем и другим нет никаких точек соприкосновения, но полное противоречие. Если Заратустра будет проповедовать «Вечный возврат», то он не сможет влить в души своих учеников страстную уверенность в сверхчеловечество; а если он будет проповедовать Сверхчеловека, то он не будет в состоянии пропагандировать моральный терроризм «Вечного возврата». Тем не менее Ф. Ницше наделяет своего героя этими двумя задачами: полный беспорядок и торопливость, царившие в его мыслях, толкают его на этот абсурд.

Но он никогда не сознавался в настоящих трудностях, на которые он наталкивается; он, правда, с трудом замечает их, хотя они его и стесняют, и он ищет инстинктивно какого-нибудь исхода. Он пишет второй план, тоже очень удачный: остается та же обстановка, та же опустошенная чумой и истребленная пожарами страна; то же воззвание Заратустры, являющегося среди рассеянного народа; но он является уже как благодетель и не возвещает своего ужасного учения. Сначала он дает народу свои законы и заставляет его принять их; затем и только затем он возвещает «Вечный возврат». Ницше говорит нам, какие Заратустра дает законы. Вот одна из страниц, очень редких по своему содержанию, в которых мы можем усмотреть порядок, предносившийся его мечтам: