Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге

Тем не менее Льюис считал, что Фрейд недостаточно хорошо понимал природу любви и отношений. Сам Льюис, размышляя о любви, опирался на великие произведения литературы. Он говорил об этом предмете конкретнее, чем клиницист Фрейд. Любовь была важной темой исследований Льюиса, ей посвящены такие книги, как «Аллегория любви» и «Любовь», ставшие классикой.

Сначала Льюис делит все виды любви на две большие категории. Это любовь, основанная на необходимости, и любовь, свободная от нее. Он пишет: «Я разграничил любовь-нужду и любовь-дар. Типичный пример любви-дара – когда некто любит своих детей, работает ради них, не жалея сил, все им отдает и жить без них не хочет. Любовь-нужду испытывает испуганный ребенок, кидающийся к матери»[357]. «Любовь-нужда говорит о женщине: “Я не могу жить без нее”; любовь-дар стремится дать ей счастье, уют, защиту – если удастся, богатство»[358].

Как и Фрейд, Льюис приводит слова Нового Завета: «Бог есть любовь» – и предупреждает нас, что эти слова не следует понимать как: «Любовь есть Бог». Он отмечает, что любая форма человеческой любви может превратиться в идолопоклонство и заставить нас совершать поступки, противоположные любви, во имя идола. Любовь, пишет он, «став богом, превратится в демона». Люди совершают во имя любви такие поступки, какие бы совесть им никогда не позволила совершить. «Каждый вид человеческой любви в наивысшей точке начинает претендовать на божественный авторитет. Ее голос начинает звучать так, как будто это голос Самого Бога». Льюис пишет: «Любовь к женщине может заставить мужчину нарушить обеты и забыть о своей жене и детях; любовь к родине может породить невозможные зверства, а любовь к Церкви – толкнуть на злодеяния». С присущей ему искренностью он заявляет: «Кто-то, хотя я не собираюсь этого делать, должен был бы написать книгу с покаянием христианства за все, что оно внесло в копилку человеческой жестокости и подлости. Взывая к имени Христа, мы на деле служили Молоху»[359].

Следуя греческой традиции, Льюис подразделяет человеческую любовь на четыре категории: 1) сторге – привязанность между родственниками; 2) филия – дружба; 3) эрос – романтическая любовь двоих «влюбленных»; 4) агапе – любовь к Богу и ближнему. В одном письме к другу Льюис определяет эти категории так: «“Милосердие” означает любовь. Новый Завет называет ее агапе, чтобы не путать с эросом (сексуальной любовью), сторге (привязанностью в семье) и филией (дружбой)… каждый вид любви хорош в своей роли, но агапе — лучший, ибо это любовь Бога к нам, и она блага в любых обстоятельствах. Есть люди, к которым я не должен испытывать эрос, и те, к кому я не могу испытывать сторге или филию, но я могу всегда проявлять агапе к Богу, к человеку и зверю, к доброму и плохому, к старому и юному, к дальнему и ближнему. Агапе всегда дает, а не берет. Дать денег – лишь один способ проявить милосердие, отдавать свое время и свой труд – куда лучше и (для большинства из нас) куда труднее»[360].

Льюис называл словом сторге такую форму любви, которую мы называем «привязанностью» или «близостью». У греков этот термин изначально указывал на теплые чувства внутри семьи. «Мой греческий лексикон, – пишет Льюис, – дает такое определение сторге: “Теплые чувства, особенно родителей к детям, а также детей к родителям”. И такова, я не сомневаюсь, изначальная форма этого феномена, а также основное значение данного слова»[361]. Мы можем испытывать подобные теплые чувства и к людям вне семьи. Главный критерий – люди нам знакомы и привычны. Иногда мы чувствуем привязанность к тем, с кем у нас нет общих интересов, иными словами, к тем, кого нельзя назвать нашими друзьями. Мы близки к людям просто потому, что давно их знаем и нам с ними уютно. Он дает такое описание привязанности: «Она почти что прокрадывается, протекает сквозь нашу жизнь; она обитает во всем, что мы находим простым, домашним, личным: в мягких тапочках; в старой одежде; в шутках, что нам давно известны; в том, как стучит хвостом по полу кухни сонный пес; в том, как стрекочет швейная машинка…»[362].

Льюис отмечает, что такое теплое чувство уместно в уютном, приватном, тихом окружении – но не на публике. Проявления привязанности на людях часто вызывают смущение. «Привязанность не была бы сама собой, – пишет Льюис, – если бы о ней говорили открыто и постоянно; проявить ее на публике – это все равно что вытащить из дома вашу старую мебель. Она прекрасна на своем месте, но в свете солнца выглядит потрепанной, мишурной, гротескной»[363].