Фрегор Ардин

Снова рассмеялся и бегом, не от спешки, а от избытка сил, поднялся на крыльцо.

— Да, господин, — бездумно пробормотал ему в спину Гаор, торопясь убрать легковушку с дороги: подъезжали сразу три лимузина.

И вдруг поток схлынул. Гаор удивлённо посмотрел на пустую подъездную дорогу и перевёл дыхание:

— Всё?

— Вроде бы, — Первак озабоченно прислушался: не шумит ли, приближаясь, мотор. — Так, парни. Посменно сбегайте, перекусите там, — и объяснил Гаору. — Дежурить придётся: мало ли кому, когда и чего приспичит.

Гаор понимающе кивнул.

Летняк и Весенник ушли, а он и Первак присели на спрятанную под кустами скамейку.

— Хорошо водишь, — негромко, но не шёпотом сказал Первак. — Где выучился?

— Меня ещё мальцом в отцовском гараже, — Гаор с удивившей его самого беззлобностью улыбнулся воспоминанию, — его же шофёры учили. Потом училище, потом фронт, потом… нет, на дембеле я не водил, автомехаником работал, это да, но не водил, ну, а потом…

— Не части, — перебил его Первак, — не понял я. Так ты тоже родовой, что ли?

— Я бастард, — Гаор зачем-то подобрал камушек, повертел, помял в кулаке и, сжав пальцы, выстрелил им в темноту. — Я свободным родился и до двадцати шести лет свободным был. А потом отцу гемы понадобились, и он меня продал.

— Лоб покажи, — тихо сказал Первак.

— Смотри, — Гаор приподнял ладонью чёлку и, немного подержав, опустил.

Первак кивнул и не то спросил, не то просто сказал:

— Значит, и такое бывает?

— Кажин знат, что всяко быват, — с горькой насмешкой ответил Гаор.

— Здешние-то сразу клеймят, а тебя, значит, до двадцати шести на верёвочке водили. Хреново, — посочувствовал Первак и вдруг спросил: — Не приехал он?

— Кто? — не понял Гаор.

— Отец твой. Ну, чтоб поглядеть хоть на тебя.

И только тут Гаор сообразил, что ведь и вправду генерал Юрденал мог приехать сюда. конечно, не за тем, чтобЫ поглядеть на сына-первенца, хоть и бастарда, хоть и бывшего… а интересно, почему не приехал? Не пригласили? Но Первак ждёт ответа.

— Нет, не было его. Да и… гемы за меня он уже получил, так что, — Гаор снова, уже зло, усмехнулся. — Больше я ему ни за чем и не нужен.

— Может, зря ты об нём так, — не очень уверенно сказал Первак. — Всё ж таки… отец.

Гаор молча покачал головой, и Первак не стал продолжать разговора. Теперь они сидели молча, но, пожалуй, впервые в «Орлином Гнезде» Гаор не ощущал в этом молчании отчуждения или враждебности. Первак вдруг негромко засмеялся. Гаор удивлённо посмотрел на него.

— Здорово ты ночью, — сказал Первак.

И Гаор с улыбкой кивнул.

Из темноты подошли Летняк и Весенник.

— Айда, паря, — встал Первак, — глотнём да пожуем.

— Вот и живы будем, — ответил ему в тон Гаор.

Возле гаражей стоял накрытый белой клеёнкой длинный стол, за которым сидели приехавшие со своими хозяевами рабы. Первака они знали и встретили негромким и радостным гулом, а на Гаора посмотрели с настороженным интересом.

— Наш он, — объяснил, усаживаясь к столу, Первак, — после новогодья купили.

— И как зовёшься? — спросил за всех сидевший во главе стола немолодой темнобородый раб в шофёрской куртке из настоящей кожи.

— Рыжий, — ответил Гаор, садясь рядом с Перваком и с интересом оглядывая стол и сидящих за столом.

Что ж, получается, что все если не знают, то знакомы друг с другом, хоть и от разных хозяев, а темнобородый… вожаком. Да, и называют его Старшим. А вот почему все сидят рядом, а трое отдельно, на дальнем конце, и между ними и остальными невидимая, но явно непреодолимая черта? Но, приглядевшись к красивым молодым парням в белых шёлковых рубашках с распахнутыми до середины груди воротами, понял. Его догадку подтвердил Первак, негромко пояснивший ему:

— Подстилки хозяйские. Ну и шофёрят заодно.

Гаор понимающе кивнул.

Девчонки-подавальщицы поставили перед ними тарелки с бутербродами и стаканы с теплым сладким чаем. «Ну да, — сообразил Гаор, — кашу-то из кухни сюда тащить не будешь». Гаора спросили, откуда куплен, услышав, что из Дамхара, покачали головами и вернулись к своему разговору. То ли не было больше дамхарцев, то ли… да мало ли почему. Помня о своём положении новобранца, Гаор молча пил чай и слушал. Говорили все по-ургорски, нашенских слов не было. И опять же… да, похоже, и у других так же запрещено говорить на родном — с внезапно вспыхнувшей злобой подумал Гаор — языке.