Да, ему делали переливание крови, он помнит закреплённые на штативе прозрачные пакеты с кровью. И теперь он знает, не догадывается, а знает, видел, как они делаются, и как сваливают обескровленное тельце в контейнер на колёсиках с желтой надписью на боку: «утилизация», тоже видел. Да, он видел, как пакуют выкачанную кровь в стерильные пакеты и загружают ими холодильные шкафы. Он видел и «сырьё» — привезённых с сортировок всех возрастов, обоего пола, получивших страшные категории: третью и четвёртую по здоровью и шестую по использованию. В детских и взрослых ошейниках, с самыми разными клеймами, но больше всего кружков. И видел, как обрабатывают «сырьё» — осматривают, берут анализы, определяют кого куда, у кого что взять. И «полуфабрикаты» — привязанных к каталкам и операционным столам, обездвиженных не анестезией, релаксантами, с парализованными, а то и попросту перерезанными голосовыми связками — чтобы не нервировали врачей. И полную утилизацию он видел. Прошёл по всей цепочке. «Продукт» — пакеты с кровью, подготовленные к пересадке сердца, лёгкие, почки, печени, всё отсортировано по размерам и имуннотипу, пробирки со спермой, пакеты с волосами, пласты снятой и первично обработанной кожи и контейнеры с тем, что идет в «печку». И как просеивают на выходе пепел, выбирая металлические узкие сетки взрослых — детские снимают при разделке — ошейников, отделяют несгоревшие кости, их перемалывают, смешивают с пеплом и фасуют в мешки удобрений.
Гаор мысленно достал ещё один лист и тщательно вычертил схему. Отстойник — сортировка и веер стрелочек. Кого куда. И куда, в какие фирмы идёт «продукт» из Специализированного Накопителя и Главного хранилища биоматериалов.
А Центральный госпиталь… он потребитель «продукта», он заказывает и получает кровь для переливания и органы для пересадок. А те, кому переливают и пересаживают… А те, кто покупает знаменитый гамма-глобулин, натуральный продукт… приготовленный из свежевыкачанной детской крови. Кто они? Ворон говорил: соучастники. Но тогда… но тогда нет нам прощения, никому. Нам? Это ты о ком? Об ургорах? Да. Здесь я с ними, я тоже соучастник. Во мне течёт выкачанная из безвинных кровь. Дважды делали горячее переливание, из вены в вену, и меня потом увезли в палату, а отдавшего мне кровь в печь. Простите меня, я не сволочь, я не знал…
Гаор рывком открыл глаза и сел, испуганно посмотрел на часы. Нет, он успевает. Он снова лёг, вложил листы в папку, завязал тесёмки и убрал папку. Облегчённо перевёл дыхание, чувствуя, как на голове и теле выступает холодный пот. Всё, вдохнул, выдохнул и вперёд.
Он встал и достал из шкафа тренировочный костюм, трусы, майку-борцовку, носки, кроссовки…
— Ты не проспишь? — спросил за спиной тоненький голосок.
— Нет, Снежка, — ответил он, не оборачиваясь и натягивая трусы. — Видишь, встал уже.
— Ага, — согласилась Снежка. — Медицина сказала, чтобы ты после тренировки к ней пришёл.
— Зачем? — удивился Гаор, быстро одеваясь.
— А ты спишь и плачешь, — ответила Снежка. — Или про танки и верх кричишь. Или совсем смешно, — она засмеялась, — то вперёд, пошёл вперёд, и тут же наза-ад!
Она явно передразнивала его. Ей было и в самом деле смешно.
— Кричу? — переспросил он.
— Ты шёпотом кричишь, — уточнила Снежка, — только кто рядом лежит, слышит.
Гаор досадливо прикусил губу. Вот аггел, ведь если он про увиденное в поездках начнет кричать, то будет совсем хреново, а то и полный амбец.
— Ладно, спасибо, скажи, что приду.
— Ага, все как есть скажу, — согласилась Снежка. — Рыжий, а я седни, ой, сегодня к тебе приду, ладно?
— Ладно, конечно, — пожал он плечами, — чего спрашиваешь?
Ему уже было пора идти, даже бежать, но Снежка загораживала ему дорогу.
— Ну, что еще? — начиная сердиться, спросил он.
Снежка оглянулась на дверь и понизила голос.
— Рыжий, я пощупаю тебя сегодня, ну, там, ладно?
— Это ещё зачем? — глухо спросил Гаор.
— Ну, меня спрашивают, какое оно у тебя, а я не знаю, чего врать.
— Кто спрашивает? — очень спокойно и тихо спросил Гаор.
Снежка вздохнула.
— А голозадые из первых спален. А ещё
Говорить Гаор не мог от сдавившей горло судороги. Он молча кивнул и, обойдя Снежку, побежал к двери. Огонь Великий, если ему Рарг сейчас даст спарринг, он же поувечит всех насмерть, а там пусть хоть запорют, хоть затравят…
Но Рарг, не удивившись его появлению, с ходу погнал его по тренажёрам, а в боксерский спарринг встал с ним сам, а потом снова тренажёры, и к жёсткому спаррингу с парнями Гаор самую горячую злость уже сбросил и работал зло, но не теряя головы и в глубине души понимая, что эта-то пятёрка совсем не при чём.
— Все, хорош, — наконец кивнул Рарг, — к площадке полосу прибавь, — и повернулся спиной, показывая окончание тренировки.