Его догадку о дне рождения кого-то из Ардинайлов подтвердили в казарме.
Разумеется, он никого ни о чём не спрашивал, просто уже достаточно набил глаз, чтобы заметить суету предпраздничной подготовки. А Мажордом сразу — он только успел куртку снять — вошёл в их мгновенно замолчавшую спальню и прямо к нему.
— Дамхарец, завтра с утра в выездном чтобы был!
— Понял, — кивнул он, продолжая раздеваться. — А куда ехать?
— Куда прикажут! — усмехнулся Мажордом. — Завтра всё для господина Орната, понял?
Гаор, сидя на кровати, расшнуровывал ботинки и, услышав это, вскинул на Мажордома глаза.
— Да-да, — насмешливо смотрел тот на него сверху вниз, — завтра его день и его праздник. Всё для него и как он захочет. Запомни.
Мажордом оглядел его, стоявшую рядом Снежку, улыбнулся с явным торжествующим превосходством и вышел.
Гаор посмотрел на Снежку, пожал плечами и продолжил переодевание.
— Ты поберегись, Рыжий, — шёпотом сказала Снежка, — про него страшное рассказывают.
— Кто? — так же тихо спросил Гаор, возясь с ботинком.
— А мальцы из первой спальни, ну, кого ему на подстилку дают. Которые вернулись.
И Снежка вздохнула.
Перспективы вырисовывались, мягко говоря, невесёлые. Но ничего изменить он не мог, а потому просто кивнул Снежке, показывая, что всё понял, отдал ей своё бельё и белую рубашку и уже в расхожем пошёл со всеми на ужин.
А после ужина его позвала к себе Первушка и долго тщательно осматривала. Он, правда, догадывался, чем вызван этот осмотр, но всё-таки спросил:
— И что хочешь найти?
Она строго посмотрела на него:
— Не придуривайся, Дамхарец. Он о тебе давно спрашивает.
— Я знаю, — усмехнулся Гаор.
— А про дегфеду тоже знаешь?
И в ответ на его искренне удивленный взгляд кивнула:
— Вот-вот. Помни, за тебя вся третья спальня ответит.
Гаор медленно, тщательно подбирая слова, спросил:
— А что, бывало уже такое?
— А ты как думаешь, почему с малолетства на подстилок учат? Из-за этого. Кому охота из-за неумёхи или дурака поселкового своей жизнью отвечать? Сам подумай. Своей, — она зло и очень похоже на Мажордома улыбнулась, — головой. Или у тебя весь ум в лохмы ушёл?
Он стоял перед ней голый, во весь рост, а она, отступив на шаг, требовательно и придирчиво, как… на сортировке — вдруг подумал он — осмотрела его.
— Так-то ты ничего, волосатый, конечно, но… смотришься. Может, и обойдётся.
— Он твой отец, — глухо сказал Гаор, — так? — и сам ответил: — Так. Ты поэтому… за него?
— Дурак! Я жить хочу! Меня утилизируют, Милок и суток не продержится!
— А Мажордом? Он же Милку отец?
— Он сам вот-вот… Дурак, не лезь, раз не понимаешь… — и она вдруг выругалась с удивившей его крепостью и злостью.
Гаор кивнул и, не дожидаясь её слов, стал одеваться. Дегфеда, конечно, погано, но… нет, он не ляжет, ладно, посмотрим по обстоятельствам. Может… может, получится с вызовом.
На следующий день Гаор, как и было велено, сразу после завтрака переоделся в выездное и направился в гараж, но его перехватил Мажордом:
— Жди в спальне.
На душе стало совсем погано. Остальные — дворовые, парковые, гаражные — ушли на работу, и он остался в пустой спальне сидеть на кровати и ждать своего мгновения. Как понимал, смертного. Было нестерпимо обидно, что вот так впустую пропадают все его старания увидеть и запомнить увиденное, что вот сейчас из-за старого паскудника пропадут ненаписанные, но, аггел, ведь уже подготовленные, размеченные к работе листы. И ещё дегфеда, аггел, за него вся спальня ответит… простите,
Время текло неощутимо и неотвратимо. На часы он не смотрел, и мыслей уже даже не было, только холодное оцепенение ожидания… чего? Чего ему ждать? На что надеяться? Всё ведь ясно уже…
— Дамхарец! — в спальню влетел Милок. — Пошёл наверх, в золотую гостиную, понял?!
— Да, — глухо ответил Гаор и встал.
Милок был по-рабочему: в шёлковой желтой рубашке с расстегнутым до середины груди воротом, чёрных туго обтягивающих бедра и расширяющихся от колена брюках, и от него ощутимо пахло пряным и каким-то «горячим» запахом.
— Бегом давай, — Милок насмешливо улыбнулся. — А то ввалят. И не заблудись.
Он откровенно язвил и насмешничал, торжествовал, но, когда Гаор шагнул вперёд, предусмотрительно шарахнулся от него в сторону. Не обратив на его радость внимания, Гаор пошёл к выходу.
Где золотая гостиная он знал и, хотя ещё не бывал там ни разу, но заблудиться не боялся: поэтажный план «Орлиного Гнезда» он давно выучил наизусть.
В коридоре вдоль анфилады парадных залов бегали и суетились лакеи и горничные в бордовых, жёлтых, синих и зелёных рубашках и платьях, приносили и уносили подносы и свёртки, рабы из господской кухни в белоснежных комбинезонах подкатывали столики, уставленные судками и блюдами. Все черноволосые, черноглазые, остроносые… чистокровные ургоры, настоящие Ардинайлы, все родичи — заставил себя мысленно усмехнуться Гаор. Пройдя сквозь эту пёструю, хихикающую и болтающую толпу, он открыл дверь и вошёл.