Фредди. Операция «Х»

Полевым хомякам, видимо, тоже было интересно. Они слушали его затаив дыхание.

— Вы думаете, он о вас печется? Да ничего подобного! Вы ему не нужны! Ему нужны ваши запасы! Потому что эти городские хомяки, и особенно карликовые, — известные лентяи и тунеядцы! Зачем трудиться, собирать по зернышку, когда можно прийти и все разом себе заграбастать! Заходи в любую кладовую и бери не хочу!

Все заграбастать?! Ну ничего себе! Это же надо такое сморозить! Я чуть не захлебнулся от ярости.

Все хомяки как один теперь смотрели на меня. И взгляды эти не предвещали ничего хорошего. Нужно срочно что-то придумать.

— Хомяки полей! — воскликнул я. — Не верьте ему! Фронзо обманывает вас! Это он заграбастывает себе ваши…

— Неужели вы будете слушать этого карлика? — Голос Фронзо заглушил мой жалкий писк. — Вы только посмотрите на него! Это же шпион! Его послали эти ленивые разбойники, обитающие в городе!

Меня прямо оторопь взяла. Я взглянул на собравшихся. Теперь они все как ощерились и… двинулись на меня! Где же Эльвира? Вот она, рядом со мной, на возвышении. Но что это? Жгучая ненависть читалась в ее глазах. Похоже, что и она считает меня гнусным шпионом и коварным разбойником! Что делать?! Бежать, немедленно бежать! Но путь к отступлению преградила мрачная толпа, медленно, но верно приближавшаяся ко мне. Эльвира поднялась на задние лапы и нависла надо мной гигантской тушей… Я зажмурился.

И тут…

Сначала это был только легкий толчок.

Потом все задрожало, и с потолка пещеры посыпалась земля. Еще толчок — и все смешалось. Огромный ком земли свалился прямо на возвышение, где я стоял. В последнюю секунду я успел увернуться и бросился со всех лап туда, где еще недавно был выход. Вот он — я шмыгнул в лаз и помчался что было духу вперед. Я бежал, бежал, а вокруг все содрогалось, сыпалось, падало… Раздался страшный грохот, я упал, свернулся клубком, и меня отшвырнуло куда-то в сторону. Я сжался в комок и…

Вдруг наступила тишина.

Прошло какое-то время, прежде чем я отважился открыть глаза.

Вокруг была кромешная тьма. Пахло свежевыкопанной землей. Я пригляделся. Под самым носом у меня была огромная куча земли, которая доставала до самого потолка. Я сделал несколько шагов в другую сторону и тут же наткнулся на другую кучу. Все ясно. Лаз разрушен. Причем с двух сторон. Я — в ловушке.

Сначала меня это не слишком огорчило. В конце концов, у золотого хомяка есть лапы, которые ему на то и даны, чтобы копать проходы. Не долго думая я приступил к работе и тут же был вынужден остановиться. Острая боль пронзила меня. Я взглянул на свои лапы — они были стерты в кровь. До сих пор я не обращал на это никакого внимания, потому что был слишком занят другими проблемами. Но теперь наш поход по бесконечному подземному лабиринту дал себя знать. Что делать?! Не могу же я тут сидеть и ждать, пока заживут мои раны! Уже хотя бы потому, что мне просто не хватит воздуха. Значит, копать! Копать, невзирая на боль!

Стиснув зубы, я снова принялся разбирать завал. Я рыл, рыл, рыл, но результата пока было не видно. Невеселые мысли вертелись в голове. Ну, допустим, я прокопаю себе лаз. А дальше что? Ведь еще надо выбраться наружу. Сколько мы тогда шли с Эльвирой? Вечность. С моими стертыми в кровь лапами мне ни за что не одолеть этот бесконечный путь!

Но что это?

Я прислушался.

Как будто кто-то скребется! Нет, это кто-то копает с другой стороны! Сначала эти звуки были еле слышными, потом они стали все громче и громче, и вдруг прямо рядом со мной плюхнулся здоровый ком земли, и в завале образовалось отверстие. Потом пошла какая-то возня и…

— Эге-гей! Вот он, наш голубчик! Наш генерал Коротышкин!

Энрико!

— Энрико, — раздался голос Карузо. — Это не генерал Коротышкин, а генерал Книжкин!

— Действительно, — отозвался Энрико. — Как же я мог перепутать и к тому же еще так бестактно наступить на больную мозоль!

— Кстати, о мозолях, — подхватил Карузо, изобразив из себя сочувствующего. — Похоже, нашему генералу пришлось пережить кровавую битву. Хорошо, хоть голова цела осталась! Ведь поэту без головы никуда. Лапы — это что, мелочи, а вот голова — это да!

Признаюсь, что на какое-то мгновение я обрадовался, увидев знакомые физиономии. Я действительно обрадовался им как родным, когда услышал их веселое «Эге-гей!». Но уже после «эге-гей» от моей радости не осталось и следа.

— Послушайте, мальчики, — начал я, стараясь держать себя в лапах. — Вы меня, конечно, спасли. Но это…

— А помнится мне, что к операции допускались только те личности, от которых есть хоть какая-то польза, или я ошибаюсь? — ехидным голосом спросил вдруг Энрико.

— Верно, — подтвердил Карузо. — Каждый участник должен был внести полезный вклад в общее дело. И что же внес наш поэт? Свои нежные лапки! Так что теперь нам его выносить придется! Вот так вклад!