Читаем Франсуа Мари Вольтер полностью

«Теория оптимизма» вновь проявляется в философских повестях Вольтера конца 40-х гг., где она, с одной стороны, выступает в качестве объяснительно-утешительного принципа, предлагаемого страждущим людям, а с другой стороны, подвергается сильному сомнению, яростно оспаривается этими людьми. Знаменательно, что Вольтер, используя аксессуары сказочной фантастики, определенно дистанцируется от этой теории: ее глашатаями выступают некие всеведущие духи[16]. Принципиально важным является то, что здесь Вольтер опускает «теорию оптимизма» с метафизических высей на землю, в мир людей с их заботами, несчастьями, трагедиями, и она оказывается неудовлетворительной. Изувеченный, разоренный, опозоренный, оставшийся без крова и покинутый друзьями, лишенный своего высокого поста при дворе, герой повести «Мемнон, или Человеческая мудрость» (1750) слушает разъяснения и утешения явившегося ему всеведущего «доброго гения». Тот говорит, что во Вселенной имеется «сто тысяч миллионов» различных миров, лишь один из которых наслаждается совершенной мудростью и полным счастьем, а в остальных мудрость и счастье постепенно убывают, целиком исчезая в последнем мире, «где все совершенно безумны», и от него недалеко отстоит тот мир, в котором живет Мемнон и под которым имеется в виду земля. «Но, — сказал Мемнон, — значит, неправы поэты и некоторые философы, говорящие, что „все благо“? — Они очень правы, — сказал заоблачный философ, созерцая устройство всей Вселенной. — Ах, — ответил бедный Мемнон (которому его бывший друг выбил глаз. — В. К.), — я поверю в это, только если не буду больше кривым!» (6, 21, 100).

Усиление к началу 50-х гг. критического отношения Вольтера к «теории оптимизма» подготовило его к тому, чтобы шестью годами позже подвергнуть ее радикальному отрицанию в «Поэме о лиссабонской катастрофе» (1756). Подзаголовок поэмы гласит: «Исследование аксиомы „все благо“» — последними словами Вольтер резюмировал (не очень адекватно) суть «теории оптимизма». Глубоко потрясенный разрушением Лиссабона от землетрясения 1 ноября 1755 г. и гибелью десятков тысяч людей в руинах португальской столицы. Вольтер заново осмыслил все другие известные ему человеческие бедствия и пришел к выводу, что их не оправдывают и не искупают любые возможные будущие блага для других людей. Умозрениям поборников «теории оптимизма» Вольтер противопоставляет такую потрясающую реальность:

О вы, чей разум лжет: «Все благо в жизни сей»,Спешите созерцать ужасные руины,Обломки, горький прах, виденья злой кончины,Истерзанных детей и женщин без числа,Разбитым мрамором сраженные тела…Под еле внятный стон их голосов дрожащих,Под страшным зрелищем останков их чадящихПосмеете ль сказать: так повелел закон,—Ему сам Бог благой и вольный подчинен?Посмеете ль сказать, скорбя о жертвах сами:Бог отомщен, их смерть предрешена грехами?Детей, грудных детей в чем грех и в чем вина,Коль на груди родной им гибель суждена?..Как? если б этот ад не пригрозил земле,Не сгинул Лиссабон, — мир закоснел бы в зле?..И в этом хаосе стремитесь вы создать,Все беды сочетав в единстве, благодать?Какую благодать! О смертный, персть земная!Все благо, ты кричишь, но, слезы приглушая:Ты миром уличен и собственной душойСтократно опроверг бесплодный довод свой(4, 346–347; 347; 349).

Завершающий и самый сильный удар по «теории оптимизма» (в ее лейбницевском варианте) Вольтер нанес в философской повести «Кандид» (1759), где сатирическими средствами разоблачалась несостоятельность положения о том, что «отдельные несчастья создают общее благо, так что, чем больше частных несчастий, тем лучше все в целом» (4, 50). Видя, как глашатай этой «аксиомы» Панглосс во время самых больших несчастий упрямо твердит «все идет к лучшему», главный герой повести имеет все основания определить названный «оптимизм» как «страсть утверждать, что все идет хорошо, когда приходится плохо» (там же, 88).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии