Начиная с весны 1816 года, Ламетри представлял этот радикальный материализм английской публике на Хантеровских лекциях – серии престижных публичных выступлений, начатых Хантером и продолженных Абернети. К изумлению многих, Лоренс использовал эту возможность не для прославления своих предшественников, но для их унижения, подвергая витализм беспощадным нападкам. Он открыто отвергал «жизненную силу» Хантера и Абернети, настаивая на том, что человеческое тело – это лишь сложно устроенное «организованное тело», и в красках описывая, как развитие этого тела можно проследить в царстве животных «от устрицы до человека».
В данном контексте витализм представляет интерес в связи с его несомненным влиянием на мышление Мэри Шелли и написание ею «Франкенштейна»; он продолжал оставаться животрепещущей темой биологии вплоть до XX века. Однако сегодня он полностью исчез из научного дискурса. Одной из причин его исчезновения является, как описано выше, тот факт, что витализм возник в качестве ответа на, казалось бы, сверхсложный вопрос, в качестве разгадки практически нерешаемой загадки. Как еще мог крошечный комочек протоплазмы породить полноценное животное? Как еще объяснить миллион различных свойств живого организма? Прогресс в биологии, в частности в молекулярной генетике, разрешил этот вопрос, поэтому витализм больше не является полезной концепцией. Но витализм имеет и более фундаментальный изъян – порочный логический круг: это учение стремится дать объяснение, ссылаясь на себя же. Живые существа живы, потому что состоят из жизненно необходимых частиц. Жизнь определяется присутствием жизненной силы, и именно эта сила является тем свойством, которое делает жизнь уникальной. Американский биолог германского происхождения Эрнст Майр заметил: «Витализм, в сущности, уходит из научной сферы, обращаясь к неопознанному и, скорее всего, непознаваемому понятию». В частности, витализм обвиняется в том, что его правдивость невозможно доказать, так как он не предоставляет расчетов или прогнозов, которые можно было бы проверить. Американский философ немецкого происхождения К. Г. Гемпель жаловался, что виталистические гипотезы «исключают возможность проверить все утверждения об энтелехиях с помощью экспериментов, теряя, таким образом, эмпирическое значение» (иными словами, данные о них невозможно получить, проводя опыты).
Лоренс язвительно отзывался о том, как защитники витализма постоянно меняли местонахождение жизненной силы: «Чтобы было понятнее, ее сравнивают то с магнетизмом, то с электричеством, то с гальванизмом. Или же вдруг решительно утверждают, что это кислород. Это то верблюд, то кит, то все, что вам вздумается…» Лоренс отрицал всякую роль теологии или метафизики в том, что представлял чисто научным вопросом: «Теологическая теория о душе и ее отдельном существовании не имеет ничего общего с этим физиологическим вопросом… Нематериальную, духовную сущность невозможно было бы обнаружить посреди крови и кишок в секционном зале».
Резюмируя, Лоренс отверг витализм как ненаучный миф, заявив: