Фрактал. Земля Node

— Когда это всё началось, они… попытались вывести планету, закапсулировать ее, — Ит и сам толком не знал, каким образом Контроль попробовал решить эту задачу. — Но что-то пошло не совсем так, как они планировали. Они создали капсулу. Временную капсулу, я знаком с этой моделью, в одном таком мире мы с рыжим даже были когда-то. Мало того, время в капсуле ускорили, чтобы процесс, который там пошел, завершился для всей остальной вселенной максимально быстро, и капсулу можно было бы открыть. А потом… потом капсула ушла. Саб, не спрашивай. Я не знаю, куда. Я не знаю, как именно. На том месте, где была планетарная система, теперь просто пустота. Вопреки всем законам. Саб, прости. Больше я ничего не могу рассказать. Мне нечего рассказывать.

— Это… из-за Яхве? Ведь так?

Ит кивнул. Подошел к комплексу, в котором лежал Саб, и принялся исправлять схему — чуть успокоить, чуть увеличить оксигенацию, чуть поднять упавшую глюкозу.

— Проклятая нечисть, — прошептал Саб. — Чертова проклятая нечисть, я ведь так и знал… с этим нельзя договориться, это можно только уничтожить…

— Верно, — кивнул Ит. — Место, куда упала последняя Черная Звезда. Знаешь, я ведь и сам это понял только здесь, пока с тобой сидел. Откуда в простом существе, причем в человеке, столько вот этого всего? Что именно заставляет за ним идти, что именно определяет его… вот так? Делает его таким? Мы с рыжим говорили, и догадались. Но это, Саб, я оставлю очень на потом. Ну очень. Потому что спорим на что угодно, но ты не слышал про Реакцию Блэки. Я прав?

— Не знаю, что ты называешь Реакцией Блэки, но про дуальщиков я слышал. У нас их называли бумажным контролем. Или стирателями. Или еще как-то, уже не помню, как. Их, вроде бы, всех перебили. Ты думаешь, что не всех?

— Не всех, как выясняется. Яхве — это из уцелевших. По крайней мере, и Барды, и Сэфес были уверены в этом. Ладно, про Яхве теперь стало понято хоть что-то. Ну или почти понятно. В общем, мы агенты, которых в Node заслал мир, называющийся Мелтин.

— И еще раз, — попросил Саб. — Я что-то плохо соображаю. У вас был вот этот корабль, а вы, вместо того, чтобы… когда я… а вы вообще нормальные? Ит, я же понимаю, что вел себя… не идеально, скажем, и…

— Вел ты себя порой как последняя скотина, — согласился Ит. — И дерешься больно. И сильнее нас, вместе взятых, втрое. Но знаешь, Саб, не смотря на все твои выверты, что-то в тебе было. И есть.

— Что именно?

— Так сразу и не скажешь, — покачал головой Ит. — Нет, теперь-то я знаю, что, но я хочу, чтобы ты рассказал сам. Сумеешь? Или лучше отдохнешь сначала?

— Сумею, — Саб вздохнул. Потом вздохнул еще раз, словно что-то проверяя. — Ит, я сам дышу?

— Сам, сам, — подтвердил Ит. — Частично. Пожег ты себе легкие, еще хорошо, что был в маске. Ладно, если можешь, то рассказывай.

— Это недолго…

* * *

Семья Саба, полное имя которого на самом деле звучало как Аинсабэ, была не просто состоятельной, нет. Она была богатой, уважаемой, почитаемой, и жизненный путь каждого, кто рождался в этой семье, был предопределен с колыбели до могилы. И того, кто попадал в семью тем или иным образом, тоже.

Наследование шло, как это ни странно, по линии… гермо. Именно гермо, средние, являлись в семье ее главами, именно они руководили подбором мужей и жен, именно они передавали наследственные права, именно они держали в руках все финансы, и именно поэтому…

— Именно поэтому ты не очень любишь гермо, — подсказал Ит.

— Может быть, — согласился Саб. — Наверное, так и есть.

Саб считался одним из удачных, перспективных детей; он получил прекрасное образование, вот только одно мешало, по мнению средних отцов, его будущей карьере — темперамент. Уж больно активный мальчик, уж больно напористый, уж очень сильны в нем лидерские задатки, и уж слишком мало усидчивости и покорности. Надо бы немножко укротить.

Саб к идее «легкой корректировки» отнесся нормально. Надо так надо, папам виднее.

А вот мама — нормально не отнеслась.

Единственное живое существо в жизни Саба, которое по-настоящему выделялось из всех, равно уважаемых и почитаемых, была она.

Лишь с мамой маленький Саб в детстве гулял не только по парку, аккуратно подстриженному и облагороженному, а забирался то в лес, то на морской безлюдный берег, то в старое кафе, куда отцы ходить запрещали.

Лишь мама знала множество веселых и грустных сказок, вместо унылых историй про жизнь основателей рода, продолжателей рода, гордости рода, и всего прочего. Лишь с ней было мальчику интересно и весело, и лишь он один замечал иногда печаль в ее глазах.

Лишь мама поддержала идею подростка-сына, когда он решил заниматься борьбой и плаванием — отцы от таких просьб только брезгливо кривились, настоящий спорт они считали ниже своего достоинства. Нет, упражнения для здоровья они делали, само собой, и верхом ездили, и даже пострелять были не против, но махать ногами на публику? Глупость.