— Не могли бы вы сообщить, чем она занималась в том день перед тем, как покинула здание?
— Она была здесь, сортируя записи.
— Какие записи?
— Ну, я не уверен. Алцетен взяла на себя большую часть моей работы, — он машет головой, указывая на беспорядок среди полок и коробок. — У нас тут столько всего...
— Какого рода записи хранятся в этом здании?
— Все. Об урожае, налогах, добыче руд, ввозных пошлинах, семейные записи, свидетельства о рождении, поправки к законам, — это главное хранилище всех деловых документов.
— Но сказать, чем же она занималась, нельзя?
Цетенос кладет руку на лоб и вздыхает, словно даже мысли о дочери слишком тяжелы для него.
— Я действительно не уверен. Правами на добычу руды, возможно. Всегда подают столько исков и заявок. Их необходимо сверить с существующими заявками и дважды сверить с нашими записями законов и наследований, чтобы удостовериться, что права уже никому не принадлежат.
— Ваша дочь одна здесь работала?
— В этой комнате — да.
— Она намекала вам, что нашла нечто странное? Некие денежные переводы, которые не хотели бы предавать гласности, например?
— Нет, она никогда мне ни о чем таком не говорила. Правда, все это звучит маловероятно. Разве дворецкий Дарингос не расследовал событие?
— Расследовал. Не уверен, что он делал это тщательно.
Я беседую с Цетеносом еще какое-то время, так и не выяснив чего-либо существенного.
— Когда они встречались с Мерлионой, то всегда за пределами здания?
— Не уверен. Думаю, они обменивались записками, договариваясь о встречах.
— Значит, кто-то мог бы узнать, когда будет встреча?
— Да. Но почему вы спрашиваете о Мерлионе?
— Просто беру на заметку некоторые детали.
Окруженный столькими пыльными книгами и свитками, я испытываю жажду. Встаю с кресла. Покидая здание, я больше не сомневаюсь в том, что Алцетен могла быть убита. Завещания, денежные переводы и торговые договоры в прошлом привели ко множеству смертей. Не повезло, что ее отец не сумел рассказать, над чем она работала. Спустившись по лестнице, я задаю вопросы нескольким молодым помощникам, но это ни к чему не приводит. Никто их них не знает, что могла делать Алцетен перед смертью. Говорят ли они правду или темнят, как Зинлантол, я не уверен.
Страдаю от жажды, но нет бабок на пиво, и горько признавать это человеку, в особенности тому, кто бесстрашно служил своей стране и усердно трудился, чтобы сделать свой город лучше. Сорока пяти лет от роду — и не достает денег на кружечку эля. По крайней мере, грядет состязание по поеданию пирогов. Меня греет мысль о том, что для подобных событий принято обеспечивать конкурсантов достаточным количеством эля, но мои надежды быстро перечеркиваются распорядителем.
— Нет пива? Вы серьезно?
— Мы обеспечиваем всех водой — сколь угодно.
— Водой? Считаете, чемпион в еде управится с водой? Что же это за дешевое состязание? Глубоко же в народ Самсарина въелось зло, раз они не могут предоставить человеку пиво во время еды. В Турае мы никогда такого не терпели.
— Тогда, возможно, тебе стоит вернуться в Турай, — говорит распорядитель.
— Вернулся бы, если б самсаринцы прекратили ходить вокруг да около и навели порядок в своих рядах. Вот что я тебе скажу...
Меня перебивают хлопком по плечу. Подошли Макри и Лисутарида.
— Что вы тут делаете?
— Пришли поддержать тебя, — говорит Макри.
— Как раз вовремя, чтобы предотвратить международный инцидент, — говорит Лисутарида. — Я бы смягчила выпады против самсаринцев, пока мы непосредственно в Самсарине.
— А ты слышала этого парня? Нет пива! На состязании по поеданию пирогов! Это же смешно. Мне нужно пиво.
— Никогда не задумывался, что у тебя могла быть проблема? — спрашивает Макри.
— Что еще за проблема?
— У тебя пристрастие к пиву.
— Пристрастие к пиву? Ничего подобного.
— Да, оно есть.
— Назови хотя бы одного уважаемого лекаря, который когда-либо сообщал, что чрезмерное потребление пива является проблемой.
— Да все об этом говорят.
— Полная ерунда. Глоток эля идет человеку на пользу. Уж тебе бы значительно похорошело от кружечки пива — и сейчас, и потом. Пропала бы худоба, в первую очередь. Может, и характер бы улучшился.
— У меня есть несколько монет в четверть гурана, — говорит Лисутарида, неуклюже копаясь в своем магическом кошеле. — Вот, поторопись.
Сломя голову несусь за пивом и возвращаюсь как раз, чтобы услышать объявление о начале состязания. Стенки палатки свернуты кверху, позволяя большой толпе зрителей глазеть внутрь, и раздаются крики воодушевления различных фаворитов толпы. Распорядитель звонит в колокольчик, и появляется вереница служанок, каждая из которых несет поднос, до краев заполненный пирогами. Пироги с говядиной, как дают мне понять. Скорее всего, приличного качества, судя по количеству здешних угодий. Служанки принимаются раздавать пироги. Внезапно чувствую, что голоден до безумия. Я ведь так и не оправился от голодовки на лодке.