Фосс

К этому времени она уже вынула масло из бадьи, давила, отжимала и тискала его сильными руками, к тому же с видимым удовольствием. На белом куске выступала молочная испарина.

— Надолго муж не задержится, — заметила женщина, набравшись смелости для разговора. — Он с мальчиками внизу, клеймит ягнят. Должны были управиться вчера, но чуть-чуть не успели до сумерек.

Она умолкла. Горло у нее сжалось. Вся сила сейчас сосредоточилась в ее красных руках.

— Почему масло белое? — поинтересовался Фосс.

— Молоко-то козье! — рассмеялась она.

Животные вошли в сарай и пытались жевать пуговицы незнакомца.

— Он собирается в эту великую экспедицию, — продолжила женщина, помолчав. — Вроде как хочет найти внутреннее море. Или золото? — Она снова рассмеялась, прекрасно понимая, что к чему.

— Это вам муж так сказал? — спросил незнакомец.

— Не помню, — ответила женщина, утерев щеку плечом — то ли волос убирала, то ли отгоняла мошку. — Где-то слышала. Люди всякое говорят.

— Что будете делать, когда муж уедет?

— То же, что и всегда.

Она принялась обмывать масло. Плеск воды не позволял тишине окутывать ее надолго. Женщина сплющила масло, потом снова придала ему форму.

— Я останусь здесь, — сказала она, — теперь уже навсегда.

— Разве вам не хочется приобрести какой-нибудь новый жизненный опыт?

Слова незнакомца вызвали у нее подозрение. Видно, он образованный джентльмен.

— Чему же мне еще учиться? — спросила она, глядя на свое масло.

— Или поездить по любимым местам?

— Ах да, — протянула она, подняв голову с легким сожалением, лукаво повела носом, будто принюхиваясь к воздуху в пивной, и тут же прикрыла вспыхнувшие глаза. — Нет, — угрюмо сказала женщина. — Никаких любимых мест у меня нет, и возвращаться мне некуда. Мое место здесь.

Когда она снова посмотрела на него, немец ей поверил. Этот взгляд не выдавал ничего, кроме истинного облика ее владений. Она взирала на чудеса света сквозь заросли папоротников, и ее черные звериные глаза не желали что-либо осмысливать.

— А вот ему на месте не сидится! — со смехом сообщила жена Джадда. — Он ведь мужчина. Им положено во всем разбираться. И узнавать новое. У него есть телескоп, чтобы смотреть на звезды, — он может вам про них порассказать, если спросите. Меня же это не касается. Звезды! — Она расхохоталась. — Болтать зазря он не любит, зато думает много. Сидит себе у очага, ощупывает свои костяшки. Мне ни в жизнь не узнать столько, сколько знает он! Да я ни о чем и не спрашиваю. Руки у него золотые. Может собрать и винтовку, и часы… Ах да, часы сломались. Он-то не виноват, говорит, какой-то важной штучки не хватает. Так что мы теперь определяем время по солнцу.

Женщина принялась хлопать по маслу широкими деревянными лопатками, которые оставляли на нем приятный узор.

— Сэр, он лучше всех годится для того, чтобы возглавить эту великую экспедицию — хоть сто лет ищи! — И она в сердцах ударила по маслу лопаткой.

Жена Джадда подняла взгляд, в котором снова мелькнула хитринка, ничуть не мешающая ее честности.

— Если вы пришли его навестить, пожалуй, у вас есть интерес в этой экспедиции?

— Да, — ответил незнакомец. — Я — Фосс.

И он щелкнул каблуками в забавной манере, как позже вспоминала женщина.

— А-а, про вас я слышала.

Голос ее дрогнул.

— Сэр, — добавила она смущенно, — женщина я простая, поговорить тут особо не с кем, вот и несу всякую чушь. Такая уж у меня слабость. Раньше меня за это не раз наказывали… Но никто не скажет, что я не справляюсь с работой!

И она снова ударила по маслу.

Фосс рассмеялся и, поглядев в дверной проем, заметил:

— Вот и сам глава экспедиции, насколько я понимаю.

— Что вы, — воскликнула женщина, обойдя крепко сколоченную скамью, — на это он даже не претендует! Если честно, так говорю только я, сэр. Потому что верховодить могут все мужчины, иногда даже самые подлые из них. Такова мужская природа. И способности у всех разные, будь то снимать нагар со свечей выстрелом, отыскивать воду с лозой или крыс ловить. Уж поверьте мне на слово, у каждого должно быть то, чем он гордится.

Тут как раз подошел ее муж в сопровождении сыновей — двух рослых юношей, обнаженных по пояс. Все трое перепачкались высохшей кровью и пахли молодыми барашками.

Когда немец и каторжник сошлись лицом к лицу, оба не знали, что делать дальше. Сыновья последнего понимали, что их это не касается, поэтому просто стояли, почесываясь, и лица у них были напряженные.

Мать зашла в дом.

— Я отправился сюда, потому что хотел посмотреть, как вы живете, — начал немец.

— Как я живу — не важно, — ответил Джадд.

Он потихоньку теснил гостя за пределы слышимости своей семьи, потому что на людях был совершенно другим человеком, нежели в домашнем кругу.

— Мне нравится видеть, как живут люди, — сказал Фосс. — Тогда их легче понять.

Каторжник рассмеялся, не разжимая губ.

— Нечего тут понимать.

Вид у него стал чуть виноватый, а возможно, и довольный.