Форс-мажор – навсегда!

Приезжай, милый дедушка, Христом-богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, скука такая, что и сказать нельзя, все плачу…

Уже не плачет. И никогда не заплачет. Нечем…

Кого-то другого дождался мальчонка вместо деда Жукова типа прораба…

И этот «кто-то» чихать хотел на христианскую заповедь «не убий». Судя по характеру нанесенных травм, несовместимых с жизнью, этот «кто-то» руководствовался не христианской моралью, а другой: «Верующие! Вам предписана месть за убитых: свободный за свободного, раб за раба, женщина за женщину».

Глаза у Пети Сидорова выколоты постфактум. Сначала пырнули ножом под дых, во избежание предсмертных агонизирующих криков-стонов. Со знанием теории и практики пырнули. После удара потерпевший теряет дыхалку и — ни звука. Для полной гарантии — хват пальцами-клещами за нос, чтоб избежать не только горлового, но и носового писка.

Нос у Пети Сидорова свернут напрочь, нет носа у Пети Сидорова — смятка-короста.

И ушей у Пети Сидорова не видать, как… своих ушей.

В общем, над трупом поиздевались вдоволь…

С полутрупом, конечно, интересней — ме-едленно-ме-едленно довести полутруп до трупа, растягивая удовольствие, ме-едленно-ме-едленно утоляя жажду мести, ма-аленькими глоточками. Однако тогда неизбежны звуки «му». Звуки «му», издаваемые жертвой, — особая специя к блюду, острая. Без нее, без особой специи, немножко пресновато. Но с учетом времени и места звуки «му» привлекут нежелательное внимание квартирных соседей сверху-снизу-сбоку, вплоть до набора 02 по телефону. Жаль, но ничего не остается, кроме как сначала прикончить и натешиться постфактум: глаза, уши, штаны ему спусти — ну-ка, зачем ему теперь ЭТО, чик и готово.

Да, кромсали не по живому, кромсали уже труп. Судя по положению рук бездыханного Пети Сидорова, пырнули в живот, и он инстинктивно схватился за рану… инстинктивно же оберегая ранее прокушенное Архаром запястье. И — дух вон. Что потом — для бренной оболочки двухсотбаксового стража абсолютно безразлично…

Токмарев не оторопел. Токмарев замер осознанно, дабы не зашелохнуть, не прогреметь.

В подъезде кто-то вскачь поднимался по лестнице — с визгом и хохотом, нечто подростковое. Пахнуло корюшкой. Весна, первый улов питерской рыбочки, мощно благовоняющей свежими огурчиками. Сквозь щель прошмыгнуло — огурчики! Поплотней бы прикрыть за собой, ликвидировать щель, дабы случайный мимолетный жилец там за дверью не засек мимолетно: чего это приоткрыто?

Вот-вот. Смена координат:

«Тут за дверью» — для Артема теперь: в коридорчике собственной… бывшей собственной квартиры.

«Там за дверью» — для Артема теперь: в подъезде с нахлынувшим и схлынувшим запашком свежих огурчиков.

Огурчики, понимаешь! Помидорчики! Огурчики-помидорчики, лох охранника убил в коридорчике.

Нет? Не лох? Токмарев не лох? Допустим. Но убил? Нет? Не Токмарев? А кто?!

Зашелохнуло. Совесть, что ли, шевельнулась с легким шорохом? Нет, совесть всегда настолько беззвучна, что изредка спохватываешься: есть она еще? уже нету? Зашелохнуло — это Архар. Не прогремел, но зашелохнул горестным вздохом, почти по-человечьи: говорил тебе, хозяин, пошли отсюда, говорил! а теперь что?!

Совесть, впрочем, тоже шевельнулась, скребнула. Верни Токмарев «тэтэшку» мальчонке, и кто знает… Во всяком случае, у Пети Сидорова был бы шанс не превратиться в труп. Пистолет против ножа. А с голыми руками против ножа… Почему же! Токмарев, например… Но Токмарев обучен и тренирован, он спец. Мальчонка же довольно корявенький, неуклюжий, судя по вчерашнему. Вдобавок и голые руки (рука) у него с травмочкой — Архар постарался.

Нет, не спасли бы Петю Сидорова ни голые руки, ни огнестрельное оружие. Ночной гость (гости?) действовал профессионально. Токмарев, возможно, сумел бы противопоставить чужому профессионализму свой собственный, а здесь — дилетант, пугающий верзила, но дилетант, дешевый бычара Петя.

Что гость — ночной, вычислялось хотя бы по степени запекания пролитой крови. Давно пролита, не минуту назад, часов эдак семь-восемь тому…

Что гость — профи, вычислялось не только по точному смертельному удару ножом, но и хотя бы по тому, что он (они?) ухитрился не наследить в подъезде. А крови пущено из жертвы более чем… Кромсали долго и старательно. Замазаться и потом оставить на лестнице подошвенный отпечаток — как не хрен делать.

Значит, все-таки…

Токмарев сложил мысленную мозаику:

Они не достали его, пока он три месяца намеренно плутал по горам, по холмам.

Что ж, они достанут его по прибытии домой.

Домой вернулся охотник с холмов…

А мы его и… ждем-с.

Охотник, говоришь? Охота на охотника — ц-ц-ц!