Форрест Гамп

К нещастью, Змей что-то перепутал: сдаеца мне, он подумал, что это третья четверть и у нас есть еще одна в запасе, а на самом-то деле это была четвертая, так что мяч мы потеряли и, конечно, игру слили. Я еще понял бы, если б это я так облажался.

Вобщем, мне совсем обидно стало, потому как Дженни Каррен по моим ращётам смотрела игру по телику и в случае моего успешного прорыва и нашей победы смогла бы меня простить за тот косяк. Но нет. Тренер Брайант был просто убит, но собрался с духом и сказал: «Ладно, ребята, на будующий год мы свое возьмем». Правда, ко мне это не относилось. У меня и тут облом вышел.

5

После Апельсинового кубка спортивный факультет провел атестацию по итогам первого семестра, а вскоре после этого вызывает меня тренер Брайант. Прихожу, а на нем лица нет.

— Форрест, — начинает он, — я могу понять, как ты умудрился не справица с крякционным курсом англиского, но до конца своих дней буду гадать, каким образом ты получил высший балл по теории света и одновременно завалил общефизическую подготовку, притом что тебя называли самым ценным беком студенческой команды во всей Юго-восточной Конференции!

Это долгая история — зачем грузить ею тренера Брайанта, но за каким чертом мне знать растояние между стойками ворот на поле для европейского — даже не американского! — футбола? Вобщем, тренер Брайант посмотрел на меня с неуписуемой печалью на лице и говорит:

— Форрест, мне очень горько тебе об этом сообщать, но ты отчислен за академическую неуспеваемость, и в данном случае я бессилен.

Я стою, руки сцепил и не сразу понял главное: больше мне в футбол не играть. Из универа меня турнули. Скорей всего, и ребят наших я больше не увижу. А может, и Дженни Каррен тоже. Подвал придеца освободить, в следущем семестре «Теорию света, повышенный уровень» посещать не светит, хотя професор Хукс дал мне рекоммендацию. До меня не сразу все это дошло, но я чуствую — слезы поцтупают. Стою молчу, голову повесил.

Тогда тренер поднялся из-за стола, подошел ко мне и обнял за плечи.

— Форрест, — говорит, — не горюй, сынок. Когда ты к нам приехал, я сразу заподозрил, что примерно этим дело и кончица. И сказал начальству: отдайте мне, говорю, этого паренька на один сезон — о большем не прошу. Согласись, Форрест, сезон мы провели на славу. Это точно. И ты не виноват, что Змей в четвертой четверти мяч в аут зафигачил…

Поднял я голову и вижу: в тренерских глазах тоже слезинки поблескивают, а взгляд пристальный.

— Форрест, — говорит, — в команде нашего университета никогда не было и не будет игрока, равного тебе. Ты проевил себя великолепно.

Потом тренер отошел, посмотрел в окно и сказал:

— Удачи тебе, мой мальчик, а теперь ступай, не отсвечивай здесь своей широкой задницей.

Так и закончилась моя студенческая жизнь.

Спустился я в подвал, собрал свое барахло. Потом зашел Бубба с двумя жестянками пива, одну протянул мне. Я пива никогда раньше не пробовал, но понял, что на него не трудно подсесть.

Выходим мы с Буббой из Обезьянника — и что я вижу: во дворе построилась наша футбольная команда в полном составе.

Все притихли, Змей вышел в перед, пожал мне руку и говорит:

— Форрест, ты уж прости, что я так облажался с тем пасом, ладно?

А я ответил:

— Ничего страшного, Змей, всякое бывает.

Потом все стали подходить ко мне по одному и жать руку, даже Кертис, которого засупонили в корсет от шеи и ниже — очередная дверь в Обезьяннике ему не поддалась.

Бубба предложил донести мое барахло до автобусного вокзала, но мне хотелось остаца одному.

— Не пропадай, — сказал он.

Вобщем, дорога к автовокзалу шла мимо складского магазинчика, но это был не вечер пятницы, и выступление ансамбля Дженни Каррен не планировалось, так что я сказал себе: да пошло оно все, поднялся в автобус и поехал домой.

В Мобайл я приехал поздно вечером. Маме я не сообщил о своих неприятностях, чтобы ее не растраивать, но когда подходил к дому, увидел у ней в окне свет. Вхожу, а она плачет и всхлипывает, в точности как мне запомнилось. А произошло, как она сразу выложила, следущее: армия США мгновенно пронюхала, что я не сдал сессию, и в тот же день прислала мне повестку. Знай я тогда столько, сколько знаю щас, я бы ни почем не явился на призывной пункт.

В назначенный день меня отвела туда мама. Она приготовила мне с собой какую-то еду в контейнере, чтобы я мог подкрепица на пути к месту прохождения службы. У призывного пункта собралось человек сто парней; подогнали четыре или пять автобусов. Здоровенный сержант на всех покрикивал, но моя мама, подойдя к нему, сказала:

— Не понимаю, как можно забирать в армию моего сына: он же идиот.

Но сержант, едва повернув голову в ее сторону, говорит:

— А все остальные тут, по-вашему, кто? Энштейны? — И давай орать пуще прежнего.

Мне тоже от него досталось, но потом я загрузился в автобус, и мы отъехали.