Итак, в анализе мышления мы идем к содержанию от наблюдения проявлений формы. В зависимости от такого хода существует возможность выявить в этом содержании нечто иное, чем эмпирическую материю. Но раскрыть абстрактное содержание — это не значит просто указать особые явления, стоящие рядом с формальными особенностями мышления, — например, обобщенные онтологические представления предметов науки. Их нужно вскрыть в самой форме. Иначе они кажутся просто предметами самой действительности (ее метафизическими «сущностями»). Как особые явления, не поставленные в связь с формой, они вполне могут быть замечены и еще ничего не дают для понимания формы, — во всяком случае, философы, строившие в XVII–XVIII вв. системы природы, прекрасно знали о них, а деятельности мышления не поняли и абсолютизировали сами эти онтологические законы, метафизически и наивно-фетишистски отождествляли идеально-предметные содержания, онтологические представления предметов науки с объектами действительности как таковой. Мы уже видели, что Гегель по-своему производит это выделение. Он вообще считает, что в «логике… содержание определяется только в форме мысли»[48], или, что «в логике мы понимаем мысли так, что они не имеют никакого другого содержания, кроме содержания, входящего в состав самого мышления и порожденного им»[49]. Идеалистическая сторона последнего положения — «порождение» содержания мышлением и его (содержания) отрыв от других сторон процесса отражения, например от чувственности, от материального предметного действия и т. п., — заслоняет здесь реальный смысл. Последний заключается в фиксировании содержания особого типа — абстрактного содержания формы мышления — и способа его определения: оно определяется в соотнесении с формой мышления, и различие его моментов имеет смысл лишь внутри данной формы.