Формула всего

Выдра перехватил окровавленный ножик прямо – прятать его теперь было бессмысленно. Наводчик попытался вытянуть из-под брезента ружье, но быстро понял, что ему не успеть. Тогда он тоже выхватил нож, которым когда-то владел неплохо.

Антощ обогнул экипаж с пулемета, а Драго – с лошадей. Гаже оказался между двух огней. Весь его выбор состоял из того, на кого ему броситься, и он выбрал Выдру: нож против ножа. Наводчик, признаться, сам был парень не промах, но опыта уличной борьбы ему не хватало. Страх и блеск обнаженной стали парализовали в нем активную волю и помешали дать достойный отпор, тем более что Антощ картинным жестом перебросил нож из правой ладони в левую и обратно, тем самым окончательно сбив противника с толку.

Высоко подняв руку с занесенным ножом, отчаянно и безрассудно наводчик кинулся на цыгана. Выдра только этого и ждал. Сохраняя хладнокровие, он саданул соперника в подмышечную впадину – глубоко и метко, сквозь шинельное сукно. Наводчик замер. Довершая дело, салахор полоснул ему по лицу – завершающий мазок. Гаже закричал и повалился на землю.

В тот же момент из ближайшего проулка появился жандарм и, стуча сапогами, побежал к месту схватки. Он был один. Отведя назад руку, Драго вывернул трость в горизонтальное положение и ударом наотмашь – прямиком в переносицу – встретил подбегающую фигуру так, что голова у жандарма откинулась назад, а ноги по инерции продолжали бежать вперед. Этот тоже стал не боец и со стоном рухнул.

Антощ взлетел на козлы и щелкнул кнутом. Драго запрыгнул уже на ходу. Под натянутым тентом оказались лежанка и шахматный столик с незаконченной партией. Цыган выбросил его за борт. Практически сразу за ним последовали кожаный портфель и изящная ваза, полная фруктов. Она грохнулась оземь, и веселые апельсины раскатились по лужам и грязной мостовой.

Цыгане промчались уже три квартала. Погони не было и никто не препятствовал, но на тротуарах, на балконах и в окнах люди застывали с удивленными лицами. Каждый третий думал: «С ума посходили!», каждый пятый: «Как на пожар!», а каждый десятый: «Хороша „Голубка“!»

Антощ правил центральной улицей – это был самый быстрый способ выбраться из города. Вдруг он услышал у себя за спиной:

– Ну гибель! Выдра! Сенаторская хламида! – Драго развертывал черный камзол, узорно расшитый золотыми нитями. – Как раз на меня!

Он решительно накинул камзол на плечи.

Выдра обернулся:

– Рожа у тебя не сенаторская, морэ!

– Это мы посмотрим!

С этими словами Драго обернул шею белым шарфом, а на лоб надвинул черную фуражку, украшенную золотой сенаторской кокардой:

– Родная мать ошибется, клянусь конями!

Нечаянный маскарад все упрощал, потому что Ствильно был город военный – и въезд, и выезд строго через заставы с патрульным нарядом. Цыган по старинке еще пропускали без документов, но если бы цыгане сунулись к заставе на боевой машине капитана Бэринджера, их бы сначала спросили: «А где капитан Бэринджер?», – а потом отвели в участок. Всего застав было пять, ближайшая – Восточные Ворота. «Голубку» там знали, а увидев сенатора, который до глаз замотался шарфом, скрывая колючую черную бороду, должны были пропустить без проволочек. Сенатор – важная столичная шишка; его уж никак нельзя заподозрить в том, что он «Голубку» взял без разрешения. Сенаторам вообще разрешения не нужно – никогда и ни на что! Для большего сходства Драго натянул белые перчатки, а что Бэринджер взял нового кучера, так он их меняет, как заяц шубу.

– Вперед, голубушки, – правил Выдра.

Над заставой покачивались три фонаря. Каски патрульных матово блестели. Перед раскрашенным в зебру шлагбаумом образовался затор – это крестьяне из окрестных деревень, распродав на базаре кто сколько может, возвращались домой, но проверка паспортов и открепных свидетельств создала очередь. Начальник заставы – сержант Густавушич – рассматривал замусоленные, часто рваненькие бумаги с такой ленивою неохотой, как будто хотел растянуть процедуру до конца света, и хотя он всего-навсего исполнял положенные обязанности, у него был вид человека, оказывающего какую-то неоценимую услугу. Мужики, наученные горьким опытом, уже не роптали, оставляя критические замечания в адрес сержанта для своих домашних. Телеги расставились как попало, и никому это не мешало, однако стоило показаться «Голубке», солдаты на контроле принялись энергично освобождать проезд, крича на мужиков:

– Сторонитесь, черти махровые, туда вас и там вас! Господа едут!

Телеги послушно подвигались к обочинам, но очистить дорогу на «раз, два, три» не удалось. Выдра был вынужден остановиться и натянул поводья. Густавушич ретиво подбежал к «Голубке» и отдал честь неясному, но внушительному силуэту сенатора, маячившему за спиной у склонившегося возницы:

– Извиняйте, ва-ва-ваше ба-ба-благородие. Сейчас все-се ор-организуем-с. Не ждали вас-с-с. Подождите немного-с.

– Мы-то подождем, – перебил его Антощ. – Время не ждет.

– Живее, ребятки, – крикнул Густавушич суетящимся патрульным, а потом с неуклюжей маслянистой угодливостью опять повернулся к неожиданным «господам»: