Он уводит свою семью. И я опять смотрю им в спину. Вдруг девушка разворачивается. Он пытается перехватить ее руку, но она уворачивается и уверенно возвращается ко мне. — Оля! — Минуту! Мы не знаем где она. Но где-то в городе. Она согласилась на экспериментальную программу. Операцию. Здесь не так уж и много исследовательских институтов. Найди ее. Она сказала, если ее будут искать, никому ничего… но, если она жива, если она в сознании, если помнит нас… — глаза олененка прищуриваются. – Передай ей что это месть от Иголки и что я ее очень люблю! — Обязательно! Спасибо!!
Мне хочется расцеловать её, но Дали смотрит недовольно и я просто ухожу. Внутри всё колотится от страха и адреналина. «Если она жива… если в сознании… если помнит … экспериментальная программа… шансов нет… два, может, три процента… последствия непредсказуемы… обширное кровоизлияние…».
Это всё стучит, стучит, стучит!
Больничные стены здесь идеально белые. Стекло, пластик, пахнет стерильностью. Персонал в голубой форме.
Я жду ее лечащего врача и меня трясет. Персонал категорически отказался отвечать на какие-либо вопросы. Единственное, что мне удалось узнать у прогуливающихся внизу пациентов, что такую девушке здесь видели. Примерно неделю назад.
Неделю назад! — Здравствуйте, — заходит женщина лет сорока и протягивает руку. – Альбина Валентиновна.
Пожимаю. — Матвей. Я ищу Теону Ямирян. — Озвучиваю ей единственно срабатывающую на мед персонал версию. – Она моя невеста. В последнее время у нее были проблемы с памятью. Видимо из-за аневризмы. Я боюсь, она могла потерять ориентацию в реальности… Ее родители живут в Казахстане и мы все ее ищем. — В самом деле? – хмурится. – До операции мы делали очень обширные тесты. Никаких пробелов в памяти мы не нашли. О Вас она ничего не говорила.
Развожу руками. — Она жива? — Конечно. — Я бы хотел ее увидеть. — Подождите, — вздыхает она.
От этого тона и паузы в моих ушах начинает звенеть. — С ней все в порядке? — Она после операции, — уклончиво. – Операция была очень тяжелая. Кровотечение. — Что с ней? — Пока что говорить рано. Мы надеемся, что она сможет восстановиться со временем. Сейчас…
Ну!!! — Есть кое-какие функциональные нарушения. — Какие?! — Сложно диагностировать точно. Мы пересадили ей сосуд. И пока он полностью приживется, она на седативных препаратах. Есть провалы в памяти, онемение некоторых тканей… Она иногда забывает слова. Или не может вспомнить события… Немного ходит. Можно сказать, она пережила инсульт. И последствия соответствующие. Но самое главное, она жива и будет жить! Она видит, слышит, речь не утеряна.
Это самое главное, да! — На первый взгляд всё достаточно неплохо при тех рисках, которые были. Она молода! Должна восстановиться. — Я могу с ней поговорить? — Распоряжусь, чтобы Вас пропустили.
Встаю на подкашивающихся ногах. У нас есть завтра. Теперь у нас есть завтра! — Матвей… она может вас не узнать. — Что? — Как долго вы знакомы? — Не долго. — Она может вас не вспомнить. Так бывает.
Медсестра дает мне белый короткий халат и куда-то ведет.
Она может меня не вспомнить. Ну и что? Она жива. Она в безопасности. Она будет в порядке. И если память обо мне – цена…
Но очень больно от мысли, что она может не вспомнить все, что между нами было.
Останавливаемся перед палатой.
Я смотрю на нее через прозрачную дверь.
Теона. Она сидит на кровати. Безэмоционально смотрит в окно. Я вижу ее профиль.
Вдоль виска, уходящая за ушко широкая выбритая полоса на треть головы. И было бы даже стильно и по-своему привлекательно, если бы не полоса белого пластыря на ней.
Вдыхаю поглубже открываю дверь. Она не реагирует, головы не поворачивает. И я беру стул, ставлю перед ней и сажусь на против. — Привет.
Эмоций или узнавания на ее лице я не вижу. Заторможено хмурится. — При-вет. — Тея, ты меня помнишь? — Помню, — прищуривается она, словно пытаясь вспомнить сон.
Это не слишком вдохновляет. Ведь, я не знаю кого она сейчас видит во мне – меня или Игоря. — Как меня зовут?
Долго хмурится. Губы несколько раз вздрагивают. Глаза сонно моргают. — Сталкер. — Матвей, — улыбаюсь я ей. — Матвей, — кивает. — А что ты помнишь? — Наш портрет. Углем. Торт, — чуть заметно вздрагивают в улыбке ее губы. – Бассейн. Колечко.
Прикасается пальчиками к своему безымянному.
С облегчением беру ее за руку. Она смотрит на наши руки, сжимая мои пальцы. Ведет по ладони. — Не чувствую здесь.
Массирую ее ладошку. — Всё восстановится. Мы пройдем реабилитацию.
Бросаю взгляд на пластырь на голове. Она отводит сонные глаза. — Некрасивая? — Боже мой! – срывает меня. – Ты живая!! Ты живая! У нас есть завтра! Нет ничего и никого тебя красивее! — Я такая… — опять заторможено и медленно. – Отупе-вшая. Всё как сон. Кошмар. Ничего не пони-маю. Страшно засы-пать. — Иди ко мне! – пересаживаюсь к ней на кровать, обнимаю, укачиваю.
Внутри все расслабляется, и я словно пьяный.