– Хорошо, – только и бросила девушка, не желавшая спорить с «надсмотрщицей» с самого утра. – Что-то еще?
– Нет. Платье я оставлю в твоей спальне, не беспокойся ни о чем.
Эллана не спросила о том, зачем ей вдруг понадобилось новое платье и о чем-то беспокоиться. Хозяин был очень любезен, он подарил ей то белое, которое теперь лежит без дела и собирает пыль. Почему-то с Магнолией говорить больше не хотелось. Было что-то неприятное в ее волнении, в ее лжи по поводу того, что все непременно будет хорошо. Женщина не спрашивала Эллану о валласлине, и сама не сказала о нем ни слова, хотя девушка пару раз замечала ее взгляд на своем лице.
Она не могла понять, что на уме у женщины, да и не хотела об этом думать. Эллана вышла во двор, свернула к маленькому садочку, что расположился за длинным поместьем. Это не пышный розарий госпожи Андруил, но все здесь было куда слаще, милее и домашнее. Клумбы изобиловали цветами: выбор большой. Хрустальную благодать она заметила сразу, большие белые цветы нравились эльфийке особенно сильно. Пара мелких орхидей тоже сложили головы во благо великой цели, как и мелкие розовые маргаритки, душистые колокольчики и цветущий горошек.
Собранные букеты Эллана отдала миловидной девчушке со странным именем. У нее по всему лицу были рассыпаны язвочки и следы не то болезни, не то старого-старого ожога или шрама, полученного в каком-то сражении. Девушка забрала цветы, ничего не сказав, она только улыбнулась в ответ, волнуясь о том, как бы ей поскорее управиться со своими делами.
– Эллана! – выкрикнул Зенитар, отворяя дверь. – Можешь не кормить скотину, мы с братом все сделаем! Магнолия зовет тебя на кухню!
– Хорошо, не буду! – выкрикнула девушка, зашедшая в свою опочивальню, чтобы наскоро причесаться.
Время текло быстро. Секунды капали и капали, ускользая от эльфийки с завидной быстротой. Вечер близился, совсем скоро здесь соберется вся верхушка Элвенана. Напыщенные господа будут смеяться, распивая вина, сделанные руками их рабов, будут шутить и источать эти гадкие цветочные ароматы, будут радоваться жизни… А потом, после этого развлечения, они продолжат веселиться. Но уже дома, за закрытыми дверями, где никто, кроме рабов не увидит, не сможет тебя осудить за порочную страсть к неестественной жестокости.
Эллана подошла к двери тихо, как мышь. Ее шагов никто не услышал, но, когда дверь отворилась, послышался протяжный скрип петель. Это заставило Магнолию подпрыгнуть на месте, выпятив вперед грудь. Она неловко обернулась, заметив, что своим испугом смутила юную рабыню.
– Закрой дверь, – шикнула она громко. – И подойди сюда.
Эльфийка закрыла. Тихо, чтобы скрипа уже не повторилось. В кухне было всего одно окно, обращенное прямо в сторону главного входа. Света от него было мало, но очаг, горевший тепло и ярко, справлялся с проблемой темноты куда лучше. Дикарка подошла к женщине, остановившись прямо напротив нее. Магнолия комкала в руках грязный бежевый фартук, который только-только стянула. Волосы ее были убраны в пучок, только сейчас Эллана заметила, что корни у женщины уже совсем седые.
– Он хочет, чтобы ты сегодня была красивой, – начала она, не смотря на девушку. – Как в прошлый раз, даже лучше.
– Хорошо, – скучающе протянула эльфийка в ответ. – Я поняла.
Полено в очаге громко треснуло, от него откололся большой кусок обугленной древесины. В котелке что-то жалобно шикнуло, но Магнолия не суетилась. Она знала, что баранина будет вести себя именно так: плеваться сладковатым жиром и шкварчать. Женщина продолжала смотреть в пол, и Эллана заметила в ее взгляде что-то напряженное. Она и была здесь, и отсутствовала…
– Послушай, милая, – говорила рабыня. – Он… Он обижал тебя?
Эллане было девятнадцать лет. Особенный возраст, в котором все мы тоже особенные. Рабыни познают мужчин рано, их насилуют хозяева или другие рабы, их продают ради развлечения или наживы, обращаются с эльфийками, как с мусором. Но дикари – дело другое. Эллана имела приблизительное представление о том, как происходит… Сам процесс соития, но знания эти она получила только из обрывков разговоров пьяных мужчин своего клана. Магнолия подозревала об этом, потому говорила предельно осторожно, стараясь не смущать подопечную.
– Нет, – ответила Эллана. – Он… Он не бил меня.
– Ох, милая, – шепнула женщина, бросая скомканный фартук на стул. – Это пустяки. Скажи, он трогал тебя, Эллана? Заставлял делать какие-нибудь непотребные вещи?
Девушка не ответила. Магнолия наконец-то посмотрела на нее, и одного только взгляда было достаточно, чтобы понять, что ее догадки – лишь больные фантазии. Что-то внутри рабыни словно бы склеилось, восстановилось, и руками она невольно прикрыла свои приоткрытые губы. Эллана выгнула бровь, не понимая, к чему все эти расспросы. Она отвернулась, вспоминая то, как маг сжал ее запястье, как он наклонился к ней в волчьей пещере, заглядывая прямо в зеленые глаза.
– Нет, Магнолия, господин хорошо со мной обращался, – ответила Эллана тихо. – Клянусь. К чему такое волнение?