Фома Гордеев

Фома, стоя на груде каната, смотрел через головы рабочих и видел: среди барж, борт о борт с ними, явилась третья, черная, скользкая, опутанная цепями. Всю ее покоробило, она точно вспухла от какой-то страшной болезни и, немощная, неуклюжая, повисла над водой между своих подруг, опираясь на них. Сломанная мачта печально торчала посреди нее; по палубе текли красноватые струи воды, похожей на кровь. Всюду на палубе лежали груды железа, мокрые обломки дерева.

- Подняли? -спросил Фома, не зная, что ему сказать при виде этой безобразной тяжелой массы, и снова чувствуя обиду при мысли, что лишь ради того, чтобы поднять из воды эту грязную, разбитую уродину, он так вскипел душой, так обрадовался...

- Что она...- неопределенно сказал Фома подрядчику.

- Ничего! Разгрузить скорее да человечков двадцати артельку плотников на нее спустить -они ее живо в образ приведут! -утешающим голосом говорил подрядчик.

А русый парень, широко и весело улыбаясь в лицо Фомы, спрашивал:

- Водчонка -то будет?

- Успеешь! -сурово сказал ему подрядчик. -Видишь - устал человек...

Тогда мужики заговорили:

- Как не устать!

- Легкое ли дело!

- С непривычки, известно, устанешь...

- С непривычки и кашу есть трудно...

- Не устал я...- хмуро сказал Фома, и снова раздались почтительные возгласы мужиков, всё плотнее обступавших его:

- Работа, ежели в охоту кому, - дело приятное.

- Та же игра...

- Вроде как с бабой побаловаться...

Только русый парень твердо стоял на своем:

- Ваше степенство! На ведерочко бы, а? -говорил он, улыбаясь и вздыхая.

Фома смотрел на бородатые лица пред собой и чувствовал в себе желание сказать им что-нибудь обидное. Но в голове его всё как-то спуталось, он не находил в ней никаких мыслей и наконец, не отдавая себе отчета в словах, сказал с сердцем:

- Вам бы всё пьянствовать только! Вам всё равно, что ни делать! А вы бы подумали -зачем? К чему?.. Эх вы! Понимать надо...

На лицах людей, окружавших его, выразилось недоумение; синие и красные бородатые фигуры начали вздыхать, почесываться, переминаться с ноги на ногу. Иные, безнадежно посмотрев на Фому, отворотились в сторону.

- Н -да! -вздохнув, сказал подрядчик. -Это... не мешает! То есть -чтобы подумать! Это слова... от ума!

- Разве наше дело понимать? - сказал русый парень, тряхнув головой. Ему уже скучно стало говорить с Фомой; он заподозрил его в нежелании дать на водку и сердился немножко.

- Вот то-то! - поучительно сказал Фома, довольный тем, что парень уступил ему, и не замечая косых, насмешливых взглядов. - А кто понимает... тот чувствует, что нужно - вечную работу делать!

- Для бога, значит! - пояснил подрядчик, оглядывая мужиков, и, благочестиво вздохнув, добавил: - Это верно, -ох, верно это!

А Фома воодушевлялся желанием говорить что-то правильное и веское, после чего бы все эти люди отнеслись к нему как-нибудь иначе, - ему не нравилось, что все они, кроме русого, молчат и смотрят на него недружелюбно, исподлобья, такими скучными, угрюмыми глазами.

- Нужно такую работу делать, -говорил он, двигая бровями, - чтобы и тысячу лет спустя люди сказали: вот это богородские мужики сделали... да!..

Русый парень с удивлением взглянул на Фому и спросил:

- Волгу, что ли, нам выпить? -А потом фыркнул, покачал головой и заявил: -Не сможем мы этого, - полопаемся все!..

Фома сконфузился от его слов и посмотрел вокруг себя: мужики улыбались хмуро, пренебрежительно. Эти улыбки кололи его, как иглы.

Какой-то серьезный мужик с большой сивой бородой, до этой поры не открывавший рта, вдруг открыл его, подвинулся к Фоме и медленно выговорил:

- А ежели нам и Волгу досуха выпить да еще вот этой горой закусить -и это забудется, ваше степенство. Всё забудется, -жизнь-то длинна... Таких делов, чтобы высоко торчали, - не нам делать...

Сказал и, сплюнув под ноги себе, равнодушно отошел от Фомы, войдя в толпу, как клин в дерево. Его речь окончательно пришибла Фому: он чувствовал, что мужики считают его глупым и смешным. И, чтобы спасти свое хозяйское значение в их глазах, чтобы снова привлечь к себе уже утомленное внимание мужиков, он напыжился, смешно надул щеки и внушительным голосом бухнул:

- Жертвую, - на три ведра!

Краткие речи всегда более содержательны и способны вызвать сильное впечатление. Мужики почтительно расступились перед Фомой, низко кланяясь ему и с веселыми, благодарными улыбками благодаря его за щедрость дружным, одобрительным гулом.

- Перемахните-ка меня на берег, - сказал Фома, чувствуя, что вновь возникающее возбуждение недолго продержится в нем. Какой-то червь сосал его сердце.

- Тошно мне! -сказал он, придя в избу, где Саша, в нарядном красном платье, хлопотала около стола, расставляя на нем вина и закуски. -Александра! Хоть бы ты что-нибудь сделала со мной, что ли... а?

Она внимательно посмотрела на него и, севши на лавку плечом к плечу с ним, сказала:

- Коли тошно -значит, хочется чего-нибудь... Чего тебе надо?

- Не знаю я! - грустно качнув головой, ответил Фома.

- А ты подумай...

- Не умею я думать...

- Эх ты, дитятко! - тихо и пренебрежительно сказала Саша, отодвигаясь от него. - Лишняя тебе голова-то...