Фома Гордеев

- Разве забыл, как меня зовут?

- Ну, вот еще!

- Так чего ж тебе надо?

- Я насчет происхождения спрашиваю...

- А! Ну, ярославская я, -из Углича, мещанка... Арфистка... Что же, - слаще я для тебя буду, когда ты узнал, кто я?

- Разве я узнал? - усмехаясь, спросил Фома.

-Мало тебе! А больше -я ничего не скажу... На что? Все из одного места родом -и люди и скоты... Пустяки все эти разговоры... Ты вот давай подумаем, как нам жить сегодня?

В этот день они катались на пароходе с оркестром музыки, пили шампанское и все страшно напились. Саша пела какую-то особенную, удивительно грустную песню, и Фома плакал, как ребенок, растроганный пением. Потом он плясал с ней "русскую", устал, бросился за борт и едва не утонул.

Теперь, вспоминая это, - и многое другое, - он чувствовал стыд за себя и недовольство Сашей. Он смотрел на ее стройную фигуру, слушал ровное дыхание ее и чувствовал, что не любит эту женщину, не нужна ему она. В его похмельной голове медленно зарождались какие-то серые, тягучие мысли. Как будто всё, что он пережил за это время, скрутилось в нем в клубок тяжелый и сырой, и вот теперь клубок этот катается в груди его, потихоньку разматываясь, и его вяжут тонкие серые нити.

"Что это со мной происходит? - думал он. - Кто я такой?"

Его поразил этот вопрос, и он остановился над ним, пытаясь додуматься почему он не может жить спокойно и уверенно, как другие живут? Ему стало еще более совестно от этой мысли, он завозился на сене и с раздражением толкнул локтем Сашу.

- Тише!.. - сквозь сон сказала она.

- Ну, ладно, не велика барыня! - пробормотал Фома.

- Что?

- Ничего...

Она повернулась спиной к нему и, сладко зевнула, заговорила лениво:

- Видела во сне, будто опять арфисткой стала. Пою соло, а против меня стоит большущая грязная собака, оскалила зубы и ждет, когда я кончу... А мне страшно ее... и знаю я, что она сожрет меня, как только я перестану петь... и вот я всё пою, пою... и вдруг будто не хватает у меня голосу... Страшно! А она - щелкает зубами... К чему это?..

- Погоди болтать! - угрюмо остановил ее Фома. - Ты вот что скажи: что ты про меня знаешь?

- А вот знаю, что проснулся ты, - не поворачиваясь к нему, ответила она.

- Это верно -проснулся я, -задумчиво молвил Фома и, закинув руки за голову, продолжал. - Оттого тебя и спрашиваю -какой я, по-твоему, человек?

- Похмельный, - зевнув, ответила Саша.

- Александра! - просительно воскликнул Фома. - Не балуй! Ты скажи по совести, что ты обо мне думаешь?

- Ничего не думаю! - сухо ответила она. Он тяжело вздохнул и замолчал. Полежав с минуту тоже молча, Саша заговорила обычным своим, равнодушным голосом:

- Скажи ему! С какой это стати стану я думать о всяком? Мне о себе подумать и то -некогда... А может, не хочется...

Фома сухо засмеялся и сказал:

- Мне бы не хотеть ничего! . Женщина подняла голову с подушки, заглянула в лицо Фомы и снова легла, говоря:

- Мудришь ты.. Смотри -добра от этого тебе не будет... Ничего я не могу сказать про тебя... Ну, вот скажу я тебе - других ты лучше... Что же из этого будет?

- А почему лучше? -задумчиво спросил Фома.

- Да -так! Песню хорошую поют -плачешь ты... подлость человек делает бьешь его... С женщинами -прост, не охальничаешь над ними.. Ну, и удалым можешь быть...

Всё это не удовлетворяло Фому.

- Не то ты говоришь! - тихо сказал он.

- Ну, и не знаю. чего тебе надо... Баржу поднимут - что будем делать?

- Что нам делать? - спросил Фома.

- В Нижний поедем или в Казань?

- Зачем?

- Кутнем. .

- Не хочу я больше кутить...

Оба они долго молчали, не глядя друг на друга.

- Тяжелый у тебя характер, - заговорила Саша. - Скучный.

- Пьянствовать я больше не буду! - твердо сказал Фома.

- Врешь! - возразила Саша спокойно.

- Вот увидишь. Ты что думаешь - хорошо так жить?

- Увижу.

- Нет, ты скажи - хорошо?

- А - что лучше?

Фома посмотрел на нее сбоку и с раздражением сказал:

- Экие у тебя слова -противные!..

- И тут не угодила! - усмехнувшись, молвила Саша.

- Нар -род! - говорил Фома, болезненно сморщив лицо. -Живут тоже... а как? Лезут куда-то... Таракан ползет - и то знает, куда и зачем ему надо, а ты что? Ты - куда?..

- Погоди! -спокойно остановила его Саша. -Тебе до меня какое дело? Ты. от меня берешь, чего хочешь, а в душу мне не лезь!

- В ду -ушу! - презрительно протянул Фома. - В какую душу?

Она стала ходить по комнате, собирая разбросанную одежду. Фома наблюдал за ней и был недоволен тем, что она не рассердилась на него за слова о душе. Лицо у нее было равнодушно, как всегда, а ему хотелось видеть ее злой или обиженной, хотелось чего-то человеческого.

- Душа! - воскликнул он, добиваясь своего. - Разве человеку с душой можно жить так, как ты живешь? В душе - огонь горит... стыд в ней...

Она в это время, сидя на лавке, надевала чулки, но при его словах подняла голову и уставилась в лицо ему строгими глазами.

- Что смотришь? -спросил Фома.

- Ты это зачем говоришь? -ответила она ему, не спуская с него глаз.

В ее вопросе было что-то угрожающее. Фома почувствовал робость пред ней и уже без задора в голосе сказал:

- Как же не говорить?

- Э -эх ты! - вздохнула Саша и снова принялась одеваться.