Я чувствовала нетерпение. Первобытную потребность. Прикосновения, возможно, оставляющие синяки на бёдрах. Ненависть и презрение. Желание быть вдавленной в деревянную поверхность за спиной ещё жёстче и грубее. Видела испарину на лбу и не совсем понятную эмоцию в потемневших глазах. Слышала стоны вперемешку с учащённым дыханием, свои и Андерсона, и так и не смогла сказать, что он всё равно сволочь. Я могла бы обвинить в этом то, что его губы едва давали мне дышать, не то что говорить, или попытку стать менее влажной, когда, не дав и опомниться, его потрясающие пальцы внутри меня сменил длинный член, но это всё будет самой лживой неправдой на свете. Истина такова, что я слишком давно не чувствовала себя столь правильно и верно… настолько живой и избавленной от некоторой ненависти по отношению к собственному телу. Когда ты словно манекен и холст, и так год за годом, со временем это начинает убивать. Подавлять. Разрушать и подтачивать изнутри. Зачастую вне работы ты просто не желаешь смотреть на себя в зеркало и даже предпочитаешь оставаться непричёсанной и толком не умытой. Но я клянусь, что почти забыла об этом, пока Райан Андерсон сжимал мою кожу так крепко, как будто не желал никогда отпускать, погружаясь в меня с остервенелым, диким рвением.
Я покидаю пентхаус на самом верхнем этаже отеля с туфлями в руках. Не хочу, чтобы каблуки разбудили мужчину, и таким образом он обнаружил мой уход. И, возможно, даже попытался как-то остановить. Помни, Моника, одна ночь. Она уже прошла, даже если формально не закончилась. Ты пополнила список его побед, но на этом всё. Можно и нужно возвращаться к своей жизни. Словно прочитав мои мысли, меня заставляет вздрогнуть мелодия звонка, и, достав телефон из клатча, я вижу светящийся дисплей с именем Грейс на нём. Смешно, но мне будто бы становится страшно, что как только она услышит мой голос, то сразу же поймёт, где я была и что и с кем делала. Сколько вообще прошло времени с тех пор, как Андерсон опоил меня своими словами? Если бы я только знала… Но в тот момент это было совершенно мне безразлично.
— Алло, — всё-таки набравшись смелости, принимаю вызов я. Главное не думать о том, что произошло наверху. Иначе это закончится потерей концентрации, и у меня не получится пройти через этот разговор так, как должно.
— Моника, ты в порядке? Ты уже уехала, да?
— Да, я… я уже дома. А ты где? — что, если она где-то в фойе? Мне ведь нельзя попадаться ей на глаза. Чисто теоретически я ещё могу быть в отеле, но выходить из лифта… это будет ужасно подозрительно и странно.
— Вечер только что закончился. Я думала, что, может быть, ты ещё здесь, и спустилась проверить. Прости, просто мы с Ричардом…
— Уединились в номере отеля, принадлежащего твоему брату, — не успев прикусить себе язык, говорю я и тут же мысленно бью себя по губам. Как можно быть такой дурой? Андерсон же ясно сказал, что она ненавидит, когда её имя ассоциируют с ним. Хотя разве мне есть за что испытывать вину? Если кое-кто не хотел, чтобы я столкнулась даже с малейшей вероятностью узнать столь великий секрет, наверное, этому человеку вообще не стоило обманом завлекать меня с собой и вешать лапшу про несуществующее приглашение, которое некуда деть.
— Ты… видела его?
— Да, — во всех подробностях. В таких, в которые она вряд ли хочет быть посвящена. Знает ли Грейс, что её влиятельный и невероятно богатый брат любит трахать женщин, прежде отсылая жену заботиться о подрастающем поколении? Если нет, но однажды он с кем-нибудь проколется, и всё всплывёт, отдалит ли это её ещё больше? — Он тебя и сдал. И знаешь, я думаю, ты это заслужила. В следующий раз не будешь сильно общительной за моей спиной.
— Вот же дьявол, — ты себе и не представляешь, Грейс… Всё бы ничего, если бы не ощущение того, что я уже отдала ему не только тело, но и душу. — Прошу, скажи, что он был вежливым и нормальным. Иногда он может быть таким козлом, — он был им и сегодня, но в целом… вероятно, его манеры, характер и не самый добропорядочный образ в глазах множества временных пассий заглаживают именно специфические умения. Кому какое дело до всё принимающей жены и детей, которые в любом случае никогда не будут ни в чём нуждаться в материальном плане, когда единственное, о чём ты способна думать, это о том, как скоро можно будет всё повторить?
— Не переживай, Грейс. Я не знаю, каким он бывает в другие дни, но мне он показался неожиданно чувствительным. Ладно, я устала и хочу спать, — говорю я, меняя тему, как только замечаю по меняющимся цифрам на табло, что лифт вот-вот достигнет первого этажа. Нельзя, чтобы подруга услышала характерный звон, с которым откроются металлические двери.
— Спокойной ночи, Моника.
— И тебе, подруга. Я позвоню, когда вернусь из Лос-Анджелеса.
— Напомни, когда ты улетаешь.
— Во вторник. Надеюсь, что будет время сходить на пляж.
— Если получится, то пришли мне фотографии.
— Обязательно, Грейс.