Флотский юмор в квадрате

Наконец шлюпку спустили. Гребцы мощно взмахнули веслами… Зеленым предметом оказалась… мертвая птичка неизвестной породы и неизвестно откуда тут взявшаяся. Возможно ее принесло сюда от берега течением.

Птичку немедленно доставили начштаба. Теплый, построив экипаж, долго говорил о недремлющем супостате, о необходимости ежеминутно проявлять бдительность, о нормативах спуска плавсредств… Но тут его взгляд наткнулся на злополучную птичку, которую зачем-то держал в руке командир катера. Начштаба моментально забыл, о чем говорил до этого, и строго произнес, обращаясь к экипажу шлюпки: «Вы… вы… Изуверы! Если бы вы спустили шлюпку раньше, эта птичка, возможно, была бы сейчас жива. Она летела к нам с чуждого ей берега, но ей не хватило сил. А вы… А мы, российские моряки, не смогли оказать ей помощь…»

Он неожиданно замолк, видимо, пытаясь вспомнить тему предыдущего выступления. Так и не вспомнив, махнул рукой и стал подниматься на мостик.

– А что с птичкой делать? – простодушно крикнул ему вослед старпом.

– Похоронить… По флотским ритуалам… – бросил решительно начштаба.

Птичку хоронили с бака те самые двенадцать наказанных моряков. Старпом – главный пострадавший – скомандовал:

– Птичку – схоронить!

По этой команде боцман, отделавшийся всего-навсего выговором, взял несчастную животинку за лапки и выбросил за борт.

Птичку почтили минутой молчания. И еще пятиминутным перекуром. До наступления Нового года оставалось два часа…

Строевые занятия на флоте или историческая память

В своей малоизвестной книге «Воинские ритуалы» А. Н. Толстой писал: «Будили барабаном, гнали натощак на истоптанное поле. Ставили в ряд по четыре. Первое учили – разбирать руки: какая левая, какая правая…Память вгоняли тростью. Появлялся офицер, по большей части не русский, и часто с полупьяну. Став перед рядом, пучил мутные глаза, начинал орать по-иноземному. Требовал, чтобы понимали, замахивался тростью… После завтрака опять в поле. Пообедали – в третий раз шагать с палками или мушкетами. Учили неразрывному строю… ровному шагу, дружной стрельбе, натиску с примкнутыми багинетами. Виновных тут же перед строем, заголив штаны на снегу, секли без пощады…» Прямо-таки садизм какой-то. А вот на современном флоте строевые занятия сродни, как видно, мазохизму или, иначе говоря, самоистязанию. Представьте себе июльский полдень – жарища невыносимая! Построение на юте экипажа. Развод на строевые занятия. На лицах всех: офицеров, мичманов, личного состава – скорбная печать. Словно очередного генсека хоронят. Скукотища невыносимая. Строевые занятия это ведь что: «Ать-два». Примитив на уровне каменного века. Да еще и форма совсем не по погоде: застегнутые на верхние пуговицы и крючки кителя с портупеями – у офицеров и мичманов, теплые фланелевки с не менее теплыми тельняшками – у моряков. Старпом, нарочно растягивая слова, объявляет: «Сейчас… ваши люби-мые… строевые занятия. Сегодня мы отработаем… строевой шаг… 130 шагов в минуту. Место – причал. Время на занятие 50 минут!» Затем, еще сонный после адмиральского часа, молча проходя вдоль строя, словно встрепенувшись, добавляет:

– Как говорил великий классик марксизма-ленинизма Фридрих Энгельс в работе «Ротное строевое учение»: «Все недочеты могут быть устранены только систематическими строевыми занятиями». А недочетов у нас еще хватает…

– Вот! – поднимает вверх палец старший помощник, и ехидно улыбаясь, добавляет, – история!

Завершает старпом свою речь обыденно просто:

– К месту занятий… Ша-гом марш!..

Медленно проворачиваются жернова полусонного строя. Все разошлись на позиции. Определились начальники взводов, отделений… И закружилось колесо строевого экстаза! Пять лет училища не проходят даром для офицера. Строй для него – второй дом, а звук барабанов – легкий наркотик.

– Рр-рота, рр-равняйсь! Смир-рр-на! – уже раздаются здесь и там громкие команды.

Дрему сняло как рукой. Привитые с «военного детства» навыки увлекают сразу и с головой. И вот уже где-то командуют: «Р-раз-два, р-раз-два… Тверже шаг. Равнение в шеренгах». Пот градом течет с раскрасневшихся лиц подчиненных и начальников. Но экстаз лишь нарастает.

– Петров, что ты тянешься как беременный таракан. Иванов, у тебя не строевой шаг, а поступь пьяной проститутки! – делает заботливые замечания по ходу занятия своим подчиненным грубоватый минер.

Скрипят зубы, блестят глаза, хрустит асфальт… Строевые занятия достигают апогея! И при этом… ни одной лишней команды старпома. Колесо вращается само по себе. Великая это вещь: историческая память.

Доискоренялись

Идет построение офицерского состава корабля. Командир делает объявление по поводу непрекращающегося пьянства в соединении и на корабле, а также о мерах по его предотвращению. А в строю, прямо напротив командира, стоит командир БЧ-3 (минно-торпедной боевой части), в стельку пьяный. Он еле держится на ногах, и его качает любым дуновением ветра.

– Пьянство надо искоренять! Пьяницам не место в нашем строю! – страстно обличает, ораторствует командир.