Флот решает всё (СИ)

Прозвучало это браво, и кое-кто из сидящих за столом даже изобразил кончиками пальцев аплодисменты. Неудивительно, подумал Ледьюк, ведь карьера адмирала начиналась ещё во времена Восточной кампании 1854−55 годов, когда безусый гардемарин Жан-Батист Ольри служил на линейном корабле «Фридланд» и вместе с ним принимал участие в бомбардировке русского порта Одесса и блокаде Севастополя, и русских он с тех пор на дух не переносил — несмотря на то, что те стали до некоторой степени союзниками Франции в недавней войне с англичанами.

Однако, губернатора не оставляли сомнения.

— И всё же, мне было бы спокойнее, если бы вы отрядили для этой миссии корабль помощнее. Скажем, ваш крейсер, мсье…э-э-э… Ледьюк, я не ошибся?

— Нисколько, ваше превосходительство. — почтительно отозвался капитан, несколько задетый «забывчивостью» сухопутного начальства. — Пьер-Жорж Ледьюк к вашим услугам. Но, боюсь, выполнить этот приказ я не смогу — на «Вольту» надо ставить новый винт взамен поломанного, а это процесс небыстрый.

— В конце концов, эскадрой командую я! — адмирал наконец вышел из себя. — И если я говорю, что «Пэнгвэна» достаточно, значит так оно и есть! Мсье Вернлен, — обратился он к лейтенанту, командиру авизо, — мне неприятно вырывать вас из-за этого замечательного стола, но увы, долг не ждёт. Отправляйтесь на свой корабль и готовьтесь, как только посланник мсье губернатора, прибудет на борт, сразу же сниматься с якоря!

Лейтенант, почти юноша, не старше лет двадцати, с готовностью вскочил, едва не опрокинув свой стул. Лакей кинулся на помощь, уронив при этом поднос; осколки хрусталя со звоном разлетелись по мраморному полу, и никто, ни один из сидящих за столом — кроме капитана второго ранга Пьера-Жоржа Ледьюка — не заметил удовлетворённой улыбки, на миг озарившей мрачную физиономию мейстера ван дер Вриза.

* * *

Абиссиния,

поселение «Новая Москва»

— Разбирайте! Недельной свежести пресса, Семикозов доставил вчера из Адена. Только чтобы всё, до листочка, вернули в целости, я их атаману обещал…

На стол легла внушительная пачка газет. Матвей вытянул шею, присматриваясь — верхняя была на итальянском, которого он ни знал ни единого слова. Свежую прессу доставил боцман Семикозов — тот самый шкипер арабской каботажной посудины с русским экипажем. Судёнышко, именуемое «Зам-Зам» (бог знает, что это означает в переводе с арабского) раз в де недели бросало якорь в крошечной бухточке напротив крепости Сагалло. На берег спускали ящики, тюки со всякими полезными вещами, приобретёнными для поселенцев в Адене; вечером в честь прибывших устраивали праздник, неизменно сопровождающийся обильными возлияниями, а наутро «Зам-Зам» снимался с якоря. Перед отплытием Семикозов получал из рук Ашинова внушительный список заказов, пачку ассигнаций и большой, облепленный сургучными нашлёпками конверт от Остелецкого. Конверт предназначался командиру канонерской лодки «Бобр» капитану второго ранга Сергею Ильичу Казанкову — Митяй не поленился выяснить это у боцмана Семикозова, во время вечерних посиделок. Заодно он узнал, что «Бобр» сейчас в Адене, несёт стационерную службу, и это по распоряжению Казанкова боцман совершает регулярные рейсы в Новую Москву — причём главным грузом являются как раз депеши, которыми кавторанг обменивается с Остелецким.

Каждый раз вместе с депешей от командира канонерки Семикозов передавал штабс-капитану пачку газет и журналов на разных языках — по большей части, английском и французском и турецком. Русские попадались редко — однако это была единственная ниточка, связывающая Новую Москву с внешним миром, так что любой печатный листок, доставленный оттуда, поселенцы зачитывали до дыр. Для этого они обращались к «рекрутам», знавшим иностранные языки — три-четыре вечера после отплытия «Зам-зама» Матвей и его товарищи усаживались в окружении небольшой, в два-три десятка человек, аудитории и читали, с ходу переводя, статьи из парижских, лондонских, александрийских газет. Сегодня им предстояло то же самое, и Матвей, давно уже смирившийся с этой «общественной обязанностью», только вздыхал украдкой — занятие это было невыносимо скучным, поскольку повторять одно и то же приходилось по несколько раз, да ещё и отвечать на вопросы не слишком образованных слушателей. Особенно когда попадалась статейка о Новой Москве, об Ашинове — такие чаще всего мелькали на страницах французских изданий, и далеко не всегда были доброжелательными. А в последнее время их тон стал откровенно насмешливым, если не сказать — оскорбительным…

Однако сегодня газетами дело не ограничилось.

—…и вот ещё, господа, извольте — только сегодня утром доставили. Тревожные вести, есть о чём поговорить…

И положил поверх газет замызганную записку. Матвей пригляделся — слова были русские, написанные мелким, убористым почерком.