— Я не о том… — землемер Егор несколько растерялся. — Я же не спорю, раджи и есть самые обыкновенные феодалы и крепостники даже, но только ведь колониальный гнёт…
—…никуда не денется. — закончил за товарища Аристарх. — Как никуда не делся он из Египта, Судана, и других мест, откуда Россия совместно с османами выставила англичан. На смену британскому капиталу придут наши и турецкие купцы — они будут делать в Африке свои гешефты, а для простых людей ничего не изменится! Как вкалывали ради того, чтобы набить золотом чужие сундуки — так и будут вкалывать!
— К тому же… — лениво заметил медик, — всё это, и Индия, и Египет — всего лишь последствия войны с Британской империей. При чём здесь, скажите, мировая колониальная система?
— Вот именно! — Аристарх обрадовался неожиданной поддержке. — Французы, к примеру, прекрасно чувствуют себя в Алжире, на Мадагаскаре и в Индокитае, Испанцы — в Марокко, у голландцев на Яве и в Новой Гвинее. Немцы — и те потихоньку начинают входить во вкус и прицеливаются, что бы откусить из британского наследия, да и у бельгийцев в Конго тоже всё неплохо, хотя они и делают вид, что это не колония, а личные владения их короля коммерсанта…
— В чём-то вы правы, конечно. Но согласитесь, в выводах автора статьи есть свой резон и мы не можем просто не замечать этого…
Против такого напора землемер Егор устоять не смог — сбавил тот, и перевёл взгляд с собеседников на корму парохода с большими, когда-то позолоченными, а теперь облупленными буквами «К», «О», и «Р». Остальная часть названия, «Корнилов», была скрыта большим брезентовым полотнищем, свешенным с кормы, вероятно, для просушки.
Матвей молчал, переваривая услышанное. Очень хотелось вставить что-нибудь многозначительное, важное — но в голову совершенно ничего не лезло, кроме нескольких запомнившихся почему-то фраз Ашинова, сказанных на той лекции, в Политехе.
Помнится, слова эти утрированно-простонародные, резанули его тогда своей неискренностью, и он тут же принялся упрекать себя за неизвестно откуда взявшийся снобизм, который не к лицу ему, сыну простого тюремного надзирателя…
— Боюсь, главная грызня за обладание колониями ещё впереди, и как бы мы с вами не оказались в неё втянуты с авантюрой этого Ашинова… — добавил медик.
— Что ж, ещё не поздно отказаться. — Аристарх усмехнулся, как показалось Митяю, с лёгкой ноткой снисхождения. — Ступайте на вокзал, поезд в Москву отходит через три часа.
— Нет уж! — Медик решительно рубанул воздух ребром ладони. — Решено — значит решено, чему бывать — тому не ми…
Договорить он не успел. Густой, длинный гудок возник где-то в недрах «Корнилова» и повис над портом, съедая все прочие шумы. Митяй торопливо вскочил с ящиков — и лицом к лицу столкнулся с идущим по пирсу штабс-капитаном. За ним следовали пятеро крепких мужчин разного возраста, тяжело нагруженные багажом — у каждого, отметил Матвей, за спиной объёмистый дорожный мешок, в руках — туго набитый саквояж, а на плече — длинный суконный чехол, в каких обыкновенно носят ружья. В глаза бросались повадки, свойственные для отставных армейскихили флотских унтеров — уверенная, твёрдая походка, острые взгляды, скупые, чёткие жесты. А ещё — особая напружиненность, какую Матвей до сих пор замечал разве что у спортсмэнов, занимающихся атлетикой, да преподавателей сокольской гимнастики. Следом за этой компанией четверо грузчиков волокли ручные тележки с тюками и ящиками, каковые тут же стали перегружать в спущенную с пароходной грузовой стрелы багажную сетку. Да, подумал гимназист, штабс-капитан солидно подготовился к путешествию: и тебе персональная вооружённая свита, и багажа пудов с сотню, не меньше, — это не считая их троих, двух студентов и самого Митяя, взятых загадочным картографом в поездку ради каких-то своих, только ему понятных целей.
— Вот и я, друзья мои! — штабс-капитан весело улыбнулся и помахал «поселенцам рукой». — рад, что вы не опоздали, точность в наше время товар ре…
Гудок на «Корнилове» ожил вновь — ещё длиннее, ещё протяжнее, напрочь, заглушив окончание фразы.