Увы, цена этой роскошной игрушки для настоящих мужчин составляла, как сообщал прейс-курант оружейного магазина, коим Матвей запасся загодя, никак не меньше ста рублей — и это без необходимых принадлежностей и патронов «экспресс» заграничной, бельгийской снарядки, которые тоже кусались — двадцать два рубля за сотню! Приходилось ограничивать свои мечты оружием поскромнее — например, американским револьвером системы Джонсона тридцать восьмого калибра, переламывающимся для заряжания надвое и особым приспособлением под названием «экстрактор», выбрасывающим из барабана сразу все пять стреляных гильз. Стоил такой никелированный красавец двенадцать рублей с комплектом принадлежностей для ухода, плюс четыре с полтиной сотня патронов бокового боя, и у Матвея, таким образом, оставалось ещё больше двух рублей на покупку чего-нибудь необходимого опытному путешественнику. Например — удивительного складного ножа-несессера, с ручкой, разнимающейся на две половинки — в таком, кроме собственно, лезвия, штопора и шила, выполняющего (если верить тому же прейс-куранту) роль свайки, имелись ещё ложка и трёхзубая вилка.
Так и получилось, что после трёх дней добровольного заточения в «Чебышах», Матвей всё-таки выбрался на свежий воздух. Деньги, замотанные в чистую тряпицу, он спрятал поглубже, в потайной карман, который собственноручно пришил изнутри к своей гимназической шинели. Кроме намеченного похода в оружейной магазин, ему предстояла ещё одна встреча, куда более важная, и о ней Матвей думал с некоторой опаской. Следовало разыскать Кольку Вяхирева и обсудить с ним содержимое лаборатории, спасённой приятелем из сарайчика во дворе дома на Воронцовской. Он не забыл о своих планах взять запас реактивов и кое-что из оборудования с собой, в Африку, но сперва это следовало хорошенько упаковать для долгого и трудного переезда. Да и тащить всё это в «Чебыши», которые всегда были под особым подозрением у полиции, не стоило. А значит — надо уговорить Кольку доставить опасный груз на вокзал, прямо к отбытию поезда, заколоченным в крепкий фанерный ящик, вроде тех, что продаются на почте для упаковки посылок. До отъезда в Одессу, прикинул Матвей, остаётся ещё полторы недели — они должны успеть подготовить всё, как положено.
Перрон дрогнул и поплыл назад, а вместе с ним поплыли и высокие, в два с половиной этажа, арки, и решётчатые своды вокзального дебаркадера. Николаевский вокзал, один из двух концов главной железной дороги Империи — Вениамин уже и со счёту сбился, в который раз ему приходилось вот так отбывать отсюда, или наоборот, приезжать, меняя новую столицу Империи Российской на старую, и наоборот.
Что ж, на этот раз он мог поздравить себя: дело, ради которого он посещал Москву, сделано. Для этого пришлось провести два долгих вечера в разговорах с «вольным атаманом» — они встречались в гостинице «Метрополь», где Ашинов во свойственной ему тягой к показной роскоши снял трёхкомнатные апартаменты, и всякий раз они засиживались допоздна. К концу второй встречи Вениамин поймал себя желании достать из кармана кителя «бульдог» и застрелиться — или, ещё лучше, пристрелить собеседника, смертельно надоевшего ему своими неуёмными амбициями, безграничной уверенностью в собственной непогрешимости, а паче того, вульгарной манерой выражаться вкупе с писклявым голосом. И, тем не менее, приходилось признать, что для целей затеянной его департаментом операции Ашинов подходит, как нельзя лучше — как раз те качества, что так раздражали Остелецкого, позволят в будущем без труда манипулировать будущим предводителем «вольных казаков» и главой станицы (вернее, всё же, «военного поселения») Новая Москва.
И прав, на все сто процентов прав граф Юлдашев — оставлять Ашинова без присмотра нельзя ни на миг, и уж тем более, отправлять его в свободное плавание, уповая, что дело в Абиссинии как-нибудь устроится само собой. Те же амбициозность и авантюризм, что обещают сделать «вольного атамана» послушной марионеткой, за ниточки которой дёргает военно-морская разведка, наверняка рано или поздно угробят всю затею, обещающую при ином, благоприятном исходе такие богатые дивиденды.
Остелецкий усмехнулся, поймав себя на этом словечке — «дивиденды». Вряд ли Ашинов, вообще-то не блещущий образованием, знает, что оно означает, но почти всё время их бесед он посвятил вопросам финансов. Понять «вольного атамана» можно — он, разумеется, понимал, что первое, второе и третье условия успеха его предприятия — это деньги, деньги и ещё раз деньги. Своим изворотливым умом авантюриста и купеческого отпрыска он безошибочно угадал, что «военный картограф» представляет тех, то эти деньги способен выделить — или, наоборот, единственным росчерком пера поставить на всей затее жирный крест.