Флот решает всё (СИ)

Следующие четыре дня после столь удачно обернувшегося для знакомства со штабс-капитаном Матвей провёл в «Чебышах», у Аристарха. Идти ему было особенно некуда; появляться в окрестностях родной Воронцовской улицы он боялся, опасаясь встречи с отцом. К тому же, гимназист вполне допускал, что разъярённый выходкой отпрыска Фаддей Лукич если и не донесёт на него в полицию официальным порядком, как и потенциального смутьяна — то уж наверняка попросит знакомых городовых и квартальных (а таких у него половина Москвы), чтобы те при случае изловили блудного сынка и доставили для отеческой расправы. Приходилось сутки напролёт торчать в тесной комнатёнке, спать на полу, на брошенной на голые доски тощем матраце, укрываясь гимназической шинелью, и дышать спёртым воздухом, в котором ароматы несвежего белья перемешивались с запахом кислых щей, которые студент приносил для своего постояльца из соседней обжорки. Этот неистребимый запах, впрочем, обильно был сдобрен кошачьей вонью — дворник, чья каморка располагалась на первом этаже, под Аристарховым обиталищем, кошек любил и прикармливал в нездоровых каких-то количествах. Добавляли колорита так же и звуки, которым совершенно не препятствовали здешние стены — обитатели «Чебышей» привыкли ложиться спать поздно, и ежедневно в одной из соседних комнат случалась попойка, так что гам, гвалт, звонбутылок и, конечно, песни разносились по узким коридорам до самого утра. Порой эта какофония прерывалась зычным голосом дворника, пытавшегося призвать «господ скубентов» к порядку. Празднующие в таких случаях сбавляли тон, но ненадолго — стоило дворнику удалиться с сознанием честно выполненного долга, как всё начиналось заново, и Матвею оставлялось только изумляться, как здешние обитатели этого клоповника ухитряются в подобных условиях ещё и учиться — и не только учиться, но и находить время для разного рода подработок, вроде переписывания театральных пьес, конспектов для студентов побогаче, а так же копирования позаказу фабричных и строительных бюро чертежей.

Долго так продолжаться, конечно, не могло: Матвей чувствовал, что ещё день-другой, и он попросту свихнётся от шума, тесноты, неопределённости жизни и одиночества — сам хозяин комнаты целыми днями отсутствовал, выполняя поручения, оставленные ему штабс-капитаном. Заключались они в подготовке к поездке избранной троицы (один из студентов после беседы, состоявшейся здесь же, в «Чебышах», передумал и решил остаться), закупке всего необходимого, на что «наниматель» на глазах Матвея вручил Аристарху солидную стопку ассигнаций. Занимался «техноложец» и оформлением неких загадочных бумаг, без которых «волонтёров» попросту не посадили бы на пароход. В особенности это касалось самого Матвея — он пытался перед бегством из дома отыскать свою метрику, но сумел найти только жиденькую пачку кредитных билетов разного достоинства, которые Фаддей Лукич держал в жестяной коробке из-под печенья «Эйнем» за домашними иконами. За неимением метрики Матвей удовлетворился и такой добычей; вместе с его собственными скудными накоплениями это составило достаточно солидную сумму в девятнадцать целковых и пять алтын — и теперь он целыми днями только и делал, что предавался мечтам, как будет это богатство тратить. Ведь предстоит путешествие, и не куда-нибудь, а в самую Африку — в приключенческих романах герои, прежде чем отправляться в путь, обязательно посещают особые магазины для путешественников, где обзаводились всем необходимым для дальних странствий.

Матвей не раз представлял, как он сам однажды войдёт в такой магазин и станет выбирать походные кофры, особые кожаные краги, жёсткие, словно сделанные из дерева или кости, на медных застёжках — такие предназначены для защиты ног от африканских колючек, — фляги в суконных чехлах, белые и жёлтые пробковые шлемы с москитными сетками… И, конечно, оружие — револьвер, охотничий нож, и ружьё, лучше всего, штуцер-тройник, два нарезные ствола которого, имея калибр «500» предназначены для стрельбы особо мощными патронами, третий же, гладкий — дробовой, для мелкой дичи…