- Разумеется! Да штука-то в том, что супруг ее прячется... в доме моего дяди!
Оба расхохотались.
- Потому-то мой дядюшка, - продолжал Исагани, - человек прямодушный, не захотел пройти в каюту. Он беится, как бы донья Викторина не стала спрашивать у него о доне Тибурсио. Видел бы ты, какую мину состроила донья Викторина, узнав, что я еду на нижней палубе. Такое презрение было у нее во взгляде...
В эту минуту на палубу спустился Симоун.
- Мое почтение, дон Басилио, - сказал он покровительственно. - Едем на каникулы? А этот юноша - ваш земляк?
Басилио представил Исагани и объяснил, что живут они по соседству. Исагани был из деревни, находившейся на противоположном берегу залива.
Симоун так пристально рассматривал Исагани, что тот с досадой повернулся и вызывающе глянул ему в лицо.
- Что представляет собой ваша провинция? - спросил Симоун у Басилио.
- Как, вы ее не знаете?
- Откуда мне, черт возьми, знать ее, если я ни разу в ней не бывал? Мне говорили, народ там бедный и драгоценностей не покупает.
- Мы не покупаем драгоценностей, потому что в них не нуждаемся, отрезал Исагани, в ком заговорила гордость за свой край.
На бледных губах Симоуна мелькнула усмешка,
- Не сердитесь, юноша, я не хотел сказать ничего обидного. Просто я слышал, что почти все приходы этой провинции отданы священникам-индейцам*, и я сказал себе: монахи всех орденов мечтают получить приход, а францисканцы, так те не брезгуют даже самыми бедными, и если монахи уступают приходы священникам из местных, значит, там и в глаза не видывали королевского профиля*. Полноте, господа, пойдемте лучше, выпьем по кружке пива за процветание вашей провинции.
Юноши, поблагодарив, сказали, что пива не пьют.
- И напрасно, - с явной досадой заметил Симоун. - Пиво - штука полезная, нынче утром отец Каморра при мне заявил, что жители этих краев вялы и апатичны оттого, что слишком много пьют воды.
Исагани, который ростом был лишь чуть ниже ювелира, распрямил плечи.
- Так скажите отцу Каморре, - поспешил вмешаться Басилио, исподтишка толкая Исагани локтем, - скажите ему, что, если бы сам он пил воду вместо вина и пива, было бы куда лучше, люди перестали бы о нем судачить...
- И еще скажите ему, - прибавил Исагани, не обращая внимания на толчки, - что вода приятна и легко пьется, но она же разбавляет вино и пиво и гасит огонь, что, нагреваясь, она обращается в пар, что грозный океан тоже вода. И что некогда она уничтожила человечество и потрясла мир до самых оснований!
Симоун вскинул голову; глаза его были скрыты синими очками, но выражение лица говорило, что он изумлен.
- Славный ответ! - сказал он. - Но боюсь, отец Каморра высмеет меня и спросит, когда же эта вода превратится в пар или станет океаном. Он ведь человек недоверчивый и большой шутник.
- Когда пламя разогреет ее, когда маленькие ручейки, что ныне текут разрозненные по ущельям, сольются, гонимые роком, в один поток и заполнят пропасть, которую вырыли люди, - отвечал Исагани.
- Не слушайте вы его, сеньор Симоун, - сказал Басилио шутливым тоном. Лучше прочтите отцу Каморре стихи моего приятеля Исагапи:
Вы говорите - мы вода, вы пламя.
Ну что ж, оставим споры,
Пусть мир царит меж нами
И не смутят его вовек раздоры!
Но вместе нас свела судьба недаром
В котлах стальных согреты вашим жаром,
Без злобы, возмущенья,
Мы станем пятою стихией - паром,
А в нем прогресс и жизнь, свет и движенье!
- Утопия, утопия! - сухо сказал Симоун. - Такую машину еще надо изобрести... а пока я пойду пить пиво.
И, не простившись, он оставил двух друзей.
- Послушай-ка, что с тобой сегодня? Что это ты так воинственно настроен? - спросил Басилио.
- Да так, сам не знаю. Этот человек внушает мне отвращение, чуть ли не страх.
- Я все толкал тебя локтем. Разве ты не знаешь, что его называют "Черномазый кардинал"?
- "Черномазый кардинал"?
- Или "Черное преосвященство", если угодно.
- Не понимаю!
- У Ришелье был советник-капуцин, которого прозвали "Серое преосвященство", а этот состоит при генерале...
- Неужели?
- Так я слышал от одного человека. За глаза он всегда говорит о ювелире дурное, а в глаза льстит.
- Симоун тоже бывает у капитана Тъяго?
- С первого дня своего приезда, и я уверен, что коекто, ожидая наследства, считает его своим соперником...
Думаю, этот ювелир тоже едет к генералу по поводу Академии испанского языка.
Подошел слуга и сказал Исагани, что его зовет дядя.
На корме среди прочих пассажиров сидел на скамье священник и любовался живописными берегами. Когда он вошел на палубу, ему поспешили уступить место, мужчины, проходя мимо, снимали шляпы, а картежники не посмели поставить свой столик слишком близко к нему.