Флибустьер

В рейс вышли во вторник. Ветер дул западный, встречный, шли курсом крутой бейдевинд левого галса со скоростью узла три-четыре. Каждые день моросил дождик. Лето давало понять, что скоро закончится. Миновав Брест, взяли полнее к ветру и пошли со скоростью узлов пять в сторону Кельтского моря. Если бы повернули в Ла-Манш, ветер стал бы попутным, но обратно было бы труднее возвращаться.

Миновав остров Силли, увидели встречное судно, длиной метров тридцать пять и при этом двухмачтовое, причем под бушпритом свисал блинд, на фок-мачте были прямые паруса, фок и марсель, а на гроте — большой латинский парус. Классифицировать этот гибрид я не сумел. Наверняка какое-то название у такого типа есть, но до меня оно не дошло. Судя по ветхости, это Ноев ковчег. Поразил цвет парусов — серый с темными пятнами. Такое впечатление, что это судно недавно стреляло из пушек против ветра, и на паруса неровно осела пороховая гарь. Пушки на нем были. Аж два фальконета трехфунтовых. И девять человек команды. Само собой, сражаться с нами они не отважились. Стоило нам поднять французский флаг, как на гибриде опустили латинский парус, а потом убрали прямые, оставив только блинд, чтобы держаться на курсе.

Капитан не стал дожидаться, приплыл на своей рабочей четырехвесельной шлюпке. Это был пожилой коренастый альбинос с бледно-голубыми глазами и красными белками и бледной тонкой кожей не только на лице, но и на руках. Кисти были слишком узкими для его плотной фигуры и с тонкими длинными пальцами, искривленными странным образом, будто каждый поломали в двух местах, а потом не дали срастись правильно. Рука, которой он протянул мне судовые документы, слегка подрагивала. Перехватив мой взгляд, английский капитан стремительно покраснел. У меня появилось подозрение, что краснота глазных белков — это следствие перетекшей в них крови из заалевших щек. Давно не встречал такого впечатлительного англичанина и, тем более, капитана. В данную эпоху его соотечественники отличаются завидной толстокожестью. Впрочем, на такую лоханку нормальный капитан не пойдет.

— Ты наемный капитан? — поинтересовался я на валлийском языке.

— Да, — после паузы подтвердил альбинос и опять заалел щеками.

Есть люди, которые краснеют, когда врут, а этот, видимо, краснел, когда его ловили на правде.

Из грузовых документов следовало, что судно перевозит сто восемьдесят тонн кокса из уэльского Кардиффа в английский Плимут. Насколько я знал, в Плимуте не выплавляют чугун, а местным кузнецам в таком количестве кокс не нужен.

— Кому в Плимуте понадобилось столько кокса? — спросил я.

— Пивоварам, — ответил валлийский капитан.

— А зачем он им? Фильтровать пиво? — удивился я.

— На коксе сушат и разогревают солод. Он делает пиво прозрачным и мягким и не придает неприятный запах, как обычный уголь, — рассказал альбинос.

— Раньше сушили и разогревали на соломе, — припомнил я.

— А где ее столько взять?! Все хотят пить пиво каждый день, а поля отдали под пастбища для овец. Английские шерстяные ткани в большой цене, — объяснил он.

Я представил, как какой-нибудь историк в двадцать первом веке строчит диссертацию о влиянии цен на шерстяные ткани на добычу угля и выработку кокса и при этом потягивает прозрачное и мягкое пиво. К тому времени все шахты в Англии будут уже закрыты, а сушить и разогревать солод будут, наверное, на газе. Если к тому времени для изготовления пива будут еще использовать солод.

У меня сохранились теплые чувства к валлийцам, поэтому приказал отвезти капитана и остальных членов экипажа на берег, который был милях в трех от нас. Даже разрешил им забрать личные вещи. Вряд ли у работающих на такой лоханке, даже у тонкокожего капитана, есть хоть что-то ценное. На коксовоз назначил призовую команду и отправил его в Нант. Там пиво не делают, но на кокс покупателей будет много, начиная от кузнецов и заканчивая металлургами. Приз нельзя отпускать — примета плохая.

60

Этот караван мы повстречали на входе в пролив Святого Георга. Восемь судов шли плотной группой. Два трехмачтовика водоизмещением тонн под пятьсот, которые можно было бы назвать флейтами, если бы борта были завалены вовнутрь, а остальные — двухмачтовые шхуны и бригантины. У всех были новые паруса, что сразу наводило на мысль, что добыча будет не бедной. Они заметили идущий навстречу фрегат, но не испугались. Уверены, что в этих водах вражеский корабль не может находиться.

Когда до идущего первым трехмачтовика оставалось пара кабельтовых, я приказал поднять французский флаг и открыть пушечные порты. Пушки на гондеке уже были заряжены картечью, а карронады на опердеке — книппелями. На английских судах не сразу сообразили, что происходит. Уверен, что многие решили, что так туповато шутит английский капитан фрегата. Им ведь, наверняка, сообщили, что мощный английский военный флот выдавил из Ла-Манша и его окрестностей хилый французский. Впрочем, на трехмачтовике вряд ли бы успели отреагировать, даже если бы сразу поняли, как влипли.

— Батареи левого борта, огонь! — скомандовал я.